Итак, горячее желание становится началом любви, укрепляется и отстраняет все прочие мысли, так что человек думает только о предмете. И поскольку желание жить – совершенно естественная вещь, жизнь желанна для человека, то все заботы порой и мысли – о жизни, о том, как сохранить себя. И как влюбленному сложно помыслить об ином предмете, кроме объекта своей любви, то и человеку тяжело отойти от заботы о жизни и подумать о смерти. Более того… насколько человек любит жизнь, настолько он ненавидит смерть и бежит от нее.
Сегодня, солнечным, пусть и морозным утром, я хочу поговорить с вами о том, от чего вы бежите. Об искусстве хорошо умирать.
Говоря об одержимости женщиной, Савонарола следил за лицом Пико делла Мирандола. Философ нахмурился, внимательно глядя на кафедру. Потом закрыл лицо рукой, словно погрузился в размышления, а когда повернулся снова, Савонарола, нарочно поймав его взгляд, махнул в сторону семейства Альба, продолжая проповедь. Делла Мирандола проследил за его рукой и надолго задержал взгляд на Джованне.
– Первое правило: истинная мудрость состоит в том, чтобы помнить о смерти. Цель человеческой жизни – не здесь. Если ты будешь размышлять о смерти, то не только не будешь иметь сомнений в вере, но и утвердишься в ней. Посмотри на свои руки, – Савонарола протянул руки над публикой ладонями вверх. – Посмотри на свою плоть, ведь скоро она станет прахом. И тогда не важно будет, кто из нас молод, кто богат, кто красив, кто силен. Все мы превратимся в пепел. Помните, что дьявол играет с нами и ждет прихода нашей смерти, поэтому мы должны быть готовы. Помните, что мы умрем, тогда вы не совершите греха. Просите Света у Бога каждый день, чтобы жить хорошей жизнью.
Но мало просить. Надо желать. Поэтому второе правило: необходимо хотеть избежать греха.
Марко с тоской слушал проповедь. Ему было тяжело видеть, как люди попадают под гипнотическое очарование Савонаролы. Монах был действительно хорош: его движения приковывали внимание, постоянно меняющийся ритм проповеди не давал отвлечься. Он говорил доступным для каждого языком: для более просвещенных цитировал мудрецов и апостолов, для более простых граждан пояснял все на будничных примерах. Но Марко чувствовал, что к хорошему это подчинение умов не приведет. В нем все противилось духовному лекарю. Он знал как врач, что пациент, думающий о смерти постоянно, умрет. А пациент, верящий в жизнь, имеет шансы на выздоровление. Но приходилось сидеть смирно и слушать, раз уж он дал себя затащить сюда семейству Альба. Марко находился позади Джованны. Тысячу раз он мысленно положил ладони на ее плечи, сотню раз поцеловал в шею. И миллион раз накручивал на палец в своем воображении тонкую рыжую прядь, блестевшую в солнечных лучах на зеленой парче ее платья.
Было ли это грехом или не было – его не волновало.
Почувствовал ли Марко перелом в мирной с виду проповеди или потом уже домысливал свои ощущения? Сложно было сказать. Но в какой-то момент Марко услышал в голосе монаха напряжение, какое бывает в воздухе перед бурей. И она разразилась.
– …Но мало просить. Надо желать. Поэтому второе правило: необходимо хотеть избежать греха. Потому что, если правитель надменен, алчен и развратен – как он может хотеть избежать греха? Каждый его выдох смердит серой. Никто не должен возвеличивать себя и говорить: Флоренция моя. Она Божия, и если кто поступит вопреки этому, того Бог изгонит. Вместо того, чтобы сказать себе: «Мне придется выстрадать наказание, если я не решал дела по совести», – тиран будет продолжать пить кровь из своего города, а когда он будет умирать… а он умрет и совсем скоро, то бесы соберутся у его одра, а не ангелы! Запомните!
Марко передернуло. Савонарола, как ворон, чувствовавший скорую падаль, кружился вокруг Лоренцо Медичи. То, что тот болен и серьезно, было видно, не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, но нападать в открытую…
Марко было не видно Великолепного, но по гулу он понял, что по Медичи это ударило сильно. И тут краем глаза увидел, как Лоренцо встал. Сегодня утром он не мог разогнуться, такая боль грызла его изнутри. И Марко знал, что приступы становятся все более длительными. Поэтому происходящее сейчас глубоко потрясло его. Лоренцо стоял ровно, был бледен, пот бисеринками блестел на его лбу. Но никто не мог догадаться о том, как ему больно. Правитель Флоренции улыбался. Очень элегантно повернувшись, он прошествовал вон из собора, раскланиваясь по дороге со знакомыми. Он сделал так, что на мгновение все забыли о монахе на кафедре. Лоренцо Медичи покинул собор королем, смеющимся над беснующимся фра Савонарола.