Я ответил обычными банальными фразами, которые она выслушала вполуха.
– Вы молоды, – продолжил я разговор, – и уже владеете таким красивым местом.
– Оно принадлежало моему деду, а потом матери. Она умерла года два назад, – ответила Йола, добавив в голос немного дружеской откровенности.
– Здесь всегда было ранчо-пансионат? Я имею в виду, что место слишком холмистое, чтобы держать скот.
– Всегда ранчо-пансионат, – подтвердила она. – Мой дед построил его лет сорок назад... Как вы узнали о нас?
Я неторопливо взглянул на нее. Она спросила из любопытства, а не потому, что у нее возникли подозрения.
– Я спросил в Джексоне, где можно отдохнуть в приятном спокойном месте.
– И кто вам порекомендовал нас?
– Какой-то случайный собеседник.
Она удовлетворенно кивнула.
– А что вы делаете зимой? – спросил я.
Глаза ее вспыхнули от приятного воспоминания, и губы сложились в довольную улыбку, словно зима доставляла ей большее удовольствие, чем управление пансионатом.
– Мы перебираемся на юг. С ноября до марта эта долина из-за снега становится недоступной. Обычно мы приезжаем сюда в мае и открываем ранчо на второй неделе июня, но каньон часто непроходим и в июне.
– А куда вы деваете лошадей?
– Мы перегоняем их на ранчо друзей.
Голос сильный, тон уверенный, как и она сама.
Я наблюдал, как она обежала взглядом паддок с кобылами и жеребятами, немного задержалась на них и потом снова посмотрела на меня. Спокойно, без выражения.
Я воспользовался улыбкой номер пять из разряда предназначенных только для взрослых и спросил, не одиноко ли ей здесь, в таком диком изолированном месте. Она не отреагировала на эту туповатую, но часто употребляемую попытку заигрывания, а только покачала головой. Я был единственным мужчиной среди гостей, которого не сторожила жена, но она не проявила ни малейшего интереса.
Я похвалил еду на ранчо и услужливость рэнглеров. Она сказала, что ее радует, когда гость доволен. Я зевнул и извинился, дескать, виноват свежий воздух... Она слышала это десятки раз в год и так часто отвечала на вопросы гостей, что говорила не думая. В данном случае нет смысла использовать технику неожиданного вопроса, чтобы получить невольно вырвавшуюся фразу. А мне меньше всего хотелось запасть ей в память.
Немного спустя я лениво поднялся и сказал, что скоро вернусь. Она профессионально улыбнулась ничего не значащей полуулыбкой. Вряд ли она вообще видела меня и уже через месяц не вспомнит, если я по неосторожности не дам ей повод запомнить себя.
Три «жучка» в ее коттедже срабатывали на звук: любой шум и в особенности голос, который они фиксировали, автоматически включал записывающее устройство на задней стенке обычного на вид транзистора, стоявшего на столике у моей кровати. Но в коттедже нечего было записывать. Йола спала одна и только однажды вечером пригласила к себе четырех отдыхающих на стакан вина. Разговаривала она только по телефону.
Каждый вечер у себя в коттедже, сидя у натопленной чугунной печки, я прослушивал дневной «улов». В основном деловые разговоры: бакалея, прачечная, кузнечная фурнитура, резервирование коттеджей для будущих гостей. Но один звонок в пятницу вечером стоил всех хлопот.
– Дядя Бак? – раздался голос Йолы, низкий и чистый.
Один из «жучков» я поместил над телефоном за картиной, изображавшей поникшую розу. Из трубки случайно донеслось одно слово – «дорогая». Но Йола, должно быть, плотно прижала трубку к уху.
– Конечно. Здесь все в порядке, – сказала она. – Никаких неприятностей. Абсолютно.
– ...Матт?
– Из-за этого я и звоню вам, дядя Бак. Матт написал, что ему придется бросить дело в Европе. Нет никакого подступа к тому, кого вы знаете. Они стерегут его, будто золотой запас в Форт-Ноксе. По-моему, сейчас надо подольше не высовываться, пока все не уляжется.
– ...
– В этом весь вопрос, – вздохнула Йола. – До тех пор, пока мы не привезем его к вам, а это надо сделать раньше, чем выпадет снег.
– ...
– Но мы не можем. Вы же знаете, дом не приспособлен для этого.
– ...оставаться...
– Конечно, мы не можем отправить его к Клинтсам вместе со всеми. Мы потратили на это дело целый год, а он может сломать ногу или что-то в таком духе.
– ...награда.
– Мы не хотим переводить его в Питтс. Там ничего не приспособлено. Но у нас еще есть время. Вот Матт приедет и что-нибудь придумает.
– ...не начинали.
– Ну да, уверена, что вы могли бы. Но сейчас уже слишком поздно. Кто же мог знать, что случится такая проклятая глупость? Наверно, завтра Матт уже будет дома. Я скажу ему, чтобы позвонил вам.
После этого она положила трубку, а я перекрутил пленку и прослушал весь разговор еще раз. Из него выяснилось два важных момента. Если Дэйва Теллера так явно охраняют, то Матт должен понять, что эпизод с плоскодонкой не рассматривается как несчастный случай. И под «проклятой глупостью», которая расстроила первоначальные планы Клайвов, мог подразумеваться я, выловивший Дэйва из реки, или что-то совершенно другое, какое-то событие, потребовавшее срочно убрать Дэйва. Лошадь была украдена пятнадцатого июня во вторник, а уже в субботу, девятнадцатого июня, Йола спрашивала в отеле адрес, где Дэйв будет проводить уик-энд. Значит, в эти четыре дня что-то случилось. Какая-то «проклятая глупость»...