Гнедой – любитель сардин рванулся, чтобы последовать за бывшим соседом. Но я удержал и успокоил его, и мы не спеша продолжали путь. Он осторожно ступал посредине узкой тропинки, избегая камней и острых выступов скал, я не рисковал торопить его. Мурашки бегали у меня по спине от перспективы попасть в тюрьму штата Вайоминг за кражу лошадей. Но это пустяки. Я боялся, что Микки был прав, когда говорил, что тонкие ноги чистокровного скакуна не годятся для горных тропинок.
Местами тропинка сужалась до двух футов: с одной стороны – скалы, с другой – обрывистый склон. Когда днем мы проезжали здесь верхом, то просто верили, что ни одна лошадь не споткнется и не покатится вниз. Тогда ее уже не остановить, она будет лететь двести-триста футов к самому подножию склона. В таких местах нельзя идти рядом с лошадью, и я шел впереди, бережно ведя гнедого за повод недоуздка. Он осторожно ставил ноги между большими камнями и похрустывал ветками у меня за спиной.
Несколько раз нам встретились группы лошадей. Рэнглеры на ранчо надели вожакам на шею колокольчики, которые и выдавали их присутствие. Темные силуэты мелькали между деревьями и скалами, и при лунном свете я выхватывал из темноты то развевающийся хвост, то настороженный глаз, то круп лошади. Утром рэнглеры находили животных по следам. Колокольчик можно было услышать ярдов за двести. Я долго разговаривал с одним из парней, и он показал мне, как они это делают. Рэнглеры способны проследить наш путь по горам так четко, словно я им указал направление и определил время, когда и где мы пройдем. Этот парень показал мне следы от копыт и объяснил, когда и сколько прошло здесь лошадей, хотя я видел только неясные углубления в пыли. Они читали следы на земле, как книгу. Если я попытаюсь стереть следы любителя сардин, то тем самым уничтожу вероятность того, что Клайвы поверят, будто лошадь отправилась странствовать случайно. Нечеткие отпечатки парусиновых туфель, как я надеялся, останутся незамеченными, тем более что поверх них были носки. Только ради этого я и надел на них носки, потому что ничего более неудобного для прогулки по горам и придумать невозможно.
Нам понадобилось два часа, чтобы подняться на двенадцать тысяч футов, и тут кончалась дорога, которую я изучил за эти четыре дня. Дальше мне предстояло полагаться только на собственное чутье. Бегущие по небу облака отбрасывали темные тени, которые казались обрывами. Несколько раз я останавливался и нащупывал тропинку, чтобы убедиться, что я не шагну в пропасть. Луна и горный ветер, холодивший мне правую щеку, позволяли держаться правильного направления. Но показанная пунктиром дорога, которую я изучал по карте, на бумаге выглядела более обнадеживающей, чем в реальности.
Ноги лошади удивительно хорошо справлялись со странствием по горным тропинкам, чего не скажешь о моих. Скалолазание не входило в обязательную тренировку государственных служащих.
Вершина Гранд-Тетон поднималась на тринадцать тысяч семьсот футов. Казалось, она совсем рядом. Под пятнами полурастаявшего снега обнажились каменистые осыпи, которые выглядели как темные берега. Неожиданно я пересек узкую тропинку, извивавшуюся, как угорь. По ней недавно проходили люди, оставив следы на снегу. Выходит, мне повезло: мы выбрали правильное направление. Холод забирался под свитер и рубашку, и я пожалел, что у меня не хватило ума захватить перчатки. Но скоро станет теплее, осталось пересечь короткий каньон и перейти на другую сторону. Я посмотрел на часы. Подъем в гору занял почти три часа, мы немного опаздывали.
В каньоне стояла страшная темнота, но зато и снизу из долины нас нельзя было видеть. Я достал из кармана джинсов маленький фонарь и светил себе под ноги. Из-за этого экспедиция чуть не полетела ко всем чертям.
Из-за угла неожиданно вышел человек и встал посреди тропинки в четырех шагах впереди нас. Удивленный даже больше, чем я, жеребец рванул в сторону, вырвал повод из руки и повалил меня на землю, когда я попытался снова его схватить. Гнедой прыгнул в сторону и понесся по узкой тропинке влево.
Больно ударившись и разозлившись, я вскочил и повернулся к незнакомцу. Тот сделал неуверенный шаг вперед и сказал:
– Джин?..
Это был Уолт.
Я прикусил язык, чтобы не излить на него ярость, кипевшую во мне. Для этого не было времени.