На борту он привычно вскрыл большие консервы с патронами, прикрутил к лавке зарядную машинку, и приступил. Задал только один вопрос:
- А, почему, товарищ лейтенант, вертолетчики заряжают один простой, один бронебойный и один трассирующий? Мы трассеры в отдельный магазин заряжаем, для целеуказаний, а в простые рожки нет, чтобы трассами себя не выдать.
- Ну а нам скрывать нечего, Юра, - сказал я. - Трассы нужны мне для прицеливания, а с земли нас и без трасс видно со всех сторон...
- Понял! - серьезно кивнул он и принялся крутить ручку зарядной машинки, подкладывая в ее приемник патроны - скатываясь по короткому склизу, они подхватывались толкателем, и пулей вперед вгонялись в гнезда пулеметной ленты. Иногда патрон перекашивало, и Уржум выковыривал его, поддев согнутым пальцем, - я знал, что для выковыривания перекошенного патрона палец должен быть даже не железным, а стальным, - и крутил ручку дальше.
- А ты сам на каком инструменте играешь? - спросил я, кивая на горсть патронов в его руке.
- На пэкаэм, - сказал он. - Хорошая машинка. Некоторые любят эрпэка пять-сорок пять, можно патронов с собой взять больше, но из моего если уж попал, то попал...
- И много раз попадал? - спросил я, глядя на спокойное лицо вятского крестьянина - наверное, с тем же выражением он крутил ручку домашнего сепаратора, перегоняя молоко в сливки.
- Не считал, - сказал он, подняв на меня глаза. - Командир мне объяснил, что мой пулемет - защитник группы, а мои руки и глаза выполняют волю группы. А своего первого хорошо помню, потому что вышла случайность. Зимой дело было, мы духов из пещер выкурили гранатометами, а когда они из них побежали, я огонь-то открыл, но как-то стеснялся в спины им стрелять, убегают же... Но тут один споткнулся, пробежал немного, и вдруг разворачивается, и обратно на нас прет, а в руке что-то чернеется. Ну я и вдарил с испугу - он аж назад перекинулся. Потом, когда смотрели, оказалось, он споткнулся и калошу потерял, хотел за ней вернуться. Они, конечно, люди привычные, но босиком по снегу далеко не убежишь. А я подумал, что он хочет гранату бросить. Как раз тогда наш лейтенант мне и приказал не думать, и про пулемет и мои руки мне рассказал. Я ему поверил - как не поверить...
Уржум набил мне пять лент по двестипятьдесят патронов и ушел на ведомый к Дервишу, крутить ручку там.
Я посмотрел на десять зеленых жестяных коробок с лентами, выстроенных в ряд под скамейкой, прикинул, на сколько их хватит. Оказалось - максимум, на десять минут стрельбы даже короткими очередями.
Наша совместная работа по караванам меня поначалу разочаровала. Это выглядело одинаково изо дня в день. После обеда Тихий приезжал из дивизии и собирал тройственный совет для осмысления разведданных и поиска оптимальных путей их реализации. Вообще-то, считалось, что разведданные действительны в течение пяти дней, но Тихий, когда ему об этом напоминал начальник разведки, подносил бумаги к носу и, морщась, говорил, что осетрины второй свежести не бывает. После шушуканья нашего командира и двух командиров разведгрупп в балке над столом с фотопланшетами и картами, вырабатывался план, устраивающий и авиацию и пехоту. Праваки получали карты, делали склейки для зоны предстоящей работы с большим припуском территории, борттехники обеспечивали снаряжение вертолетов боезапасом - нурсами, пулеметными лентами, гранатами, заправляли указанное командиром в зависимости от дальности количество топлива, разведчики набивали свои рюкзаки и "разгрузки" запасными "магазинами", патронной россыпью, гранатами, сигнальными ракетами, сухим пайком, водой, готовили свою матчасть гранатометчики, пулеметчики, минеры, радисты, потом Тихий и Вася занимались со своими бойцами на макете местности, воссозданном по карте в ящике с песком. Ранним утром обе группы грузились в наши вертолеты, и мы вылетали на рекогносцировку местности, на которой, судя по данным разведки, спущенным из единого разведцентра в Кабуле, предстояла встреча с караваном. Мы летали вдоль границы, изображая свободную охоту, - присаживались то возле палаток кочевников, то возле стада овец с пастухом, то рядом с одиноко пылящим разрисованным трактором, выпускали из своего чрева несколько разведчиков во главе с Тихим - иногда всю группу, если была опасность нарваться на засаду где-нибудь рядом с зеленкой или со скальной россыпью... Это был отвлекающий маневр - не очень хитрый, но действенный. Летая туда-сюда, то удаляясь от границы, то приближаясь к ней, садясь и взлетая через каждые десять минут, осматривая даже одиноких путников, мы изображали глупых ищеек, идущих по следу зайца, путаясь носом в его петлях, и, в конечном итоге, со следа сбивающихся. За нами наблюдали множество вооруженных и невооруженных глаз, - веками воюющий народ довел передачу информации до совершенства. Едва мы взлетали, тут же, куда надо сигналами по цепочке - получил - передай другому - уходила информация, какие вертолеты взлетели, сколько их, куда направляются. И наши невразумительные шатания призваны были усыпить бдительность наблюдателей. Истинной же целью утренних полетов был осмотр места предстоящей засады, которое было уже определено по карте, требовалось увидеть его "в натуре" и, оттолкнувшись от него, уйти к месту высадки групп - или одной группы, потом второй, чтобы они шли к караванной тропе разными путями, - и место высадки должно было быть скрыто от все тех же вездесущих глаз, - а потом посмотреть и пути отхода групп к месту их эвакуации нашими вертолетами. После утренней рекогносцировки снова собирался совет, в план вносились поправки, и, ближе к вечеру, мы снова летели в зону работы, снова вили там петли, делая несколько ложных посадок, в цепи которых одна или две были настоящими, когда, прикрывшись от вероятного наблюдателя горушкой, мы выбрасывали группу, взлетали, давали круг, наблюдая, нет ли засады, и шли дальше. Мы уходили на базу, а высаженные группы, осмотревшись, строились в боевой порядок и отправлялись к заданному месту, где и должны были оседлать караванную тропу и ночью встретить обещанный свежими или не очень разведданными караван. Тихий с нашим командиром решили, что днем тратить ресурсы бесполезно - при солнечном свете идут только мирные караваны, настоящего хищника можно встретить на этих тропах, сочащихся через приграничные ущелья, только ночью. Военное положение в стране запрещает движение после захода солнца машин и вьючных животных, и это сильно облегчает задачу, стоящую перед охотниками за караванами, - ночью можно не кричать темным теням на тропе - "стой, кто идет?", - а сразу открывать огонь на поражение.