День второй. Утро.
Я не стал досматривать, как Тихий делает зарядку, и спустился вниз умываться. Я тоже поддерживал нормальную физическую форму, но сейчас было две причины, чтобы не выходить на улицу и не примыкать к хозяину дома, который - я видел в окно уже первого этажа - поднимался по канату только на руках. Во-первых, я был в отпуске, вне своего города и дома, и мне хотелось посибаритствовать хотя бы несколько дней. Во-вторых - и это было главной причиной - рядом с Тихим я бы смотрелся, как домашний кот рядом с камышовым, да и мои гимнастические упражнения в сравнении с его выглядели бы просто лечебной физкультурой.
Я умылся в сияющей кафельной белизной ванной комнате и, когда вышел, успел увидеть, что Тихий по ту сторону оконного стекла, оставшись в одних плавках, опрокидывает на себя ведро воды, набранной, по всей видимости, из стоящей тут же оцинкованной бочки.
- Кайф! - сказал он, входя в дом и вытирая голову белым махровым полотенцем. - Чего не хватало в Афгане, так это ведра ледяной воды. Пушкин, между прочим, начинал свой день зимой в Михайловском с того, что проламывал лед в ванной в сенях, и садился в ледяную воду. Вообще, спортивный был юноша, только когда женился, распустил себя, даже брюшко отрастил...
- А еще Пушкин по утрам в деревне стрелял из пистолета по мухам на стене, - сказал я. - Руку набивал для дуэлей. Ты как, навык не потерял? Или негде, не в кого и не из чего?
- С этим все в порядке, - усмехнулся Тихий. - Бесшумник - он и в мирной жизни бесшумник. Могу и тебя взять - будешь стрелять на звук, есть такие тренажеры для ночной стрельбы - со звуковыми мишенями...
- И как это в тебе сочетается, - сказал я, - спорт, закаливание с одной стороны, и самогон с "беломором" - с другой...
- Так я же курю только когда пью, - засмеялся Тихий. - А один я не пью, и гости бывают у меня не часто. Так что... И организму полезно принять иногда дозу яда, чтобы не терял бдительности, это мое твердое убеждение.
Хозяин заварил чай и сварил кофе, выставил на стол свернутую трубкой самодельную пастилу, сыр, колбасу, масло, булочки, печенье, варенье, - я сидел в плетеном кресле, потягивая кофе, и чувствовал себя в ресторане маленького курортного отеля.
- Мне кажется, - сказал я, - ты достиг идеального образа жизни для философа. Высота, уединенность, уютный дом, жизнь позади, жизнь впереди, учитывая, что здоров, как бык (я постучал по столу). И даже необходимая нехватка есть - после такого завтрака грех не выкурить трубку.
- С трубкой у меня не заладилось, - сказал Тихий, прихлебывая крепкий чай, - вещь тяжелая, в уголке рта не зажмешь, руку занимает. Кстати, твою книгу, что ты мне зимой прислал, так и читал - качаясь в кресле у окна с чаем или кофе в руке. Веселая книжка, ничего не скажешь. Конечно, там все - взгляд сверху, но есть и пересечения. И местами они, эти пересечения, такие странные. Вот, к примеру, рассказ про свободную охоту. Насколько я понял, это тот наш случай с духом, который сначала ишака выпустил, а потом в нас гранату кинул. Но у тебя в рассказе он кидает камень, а мы, думая, что это граната, его мочим. Что ты хотел сказать такой подменой? Что мы были тупые и злые? Мы - это мы, на земле воевавшие. Ты-то вон ни лису, ни джейрана застрелить не можешь, - гуманист за пулеметом...
- Как литературовед литературоведу, - сказал я. - Согласен, погрешил против правды жизни. Но художественная правда требовала заменить одномерность ситуации - бросил, гад, гранату, получи пулю, - ситуацией более драматичной, результатом игры высших сил, - никто, вроде бы, не виноват, а человек погиб. В первом варианте рассказа он даже камня не бросал, а вы - ну, не вы, я вас на спецназ поменял, - все равно его... Прагматика войны вроде как.
- Это ты для литературоведов писал, получается, - сказал Тихий. - Но получилось нечестно как по отношению к нам, так и к тому пацану. Он-то по их меркам - герой, погиб в бою с неверными, а ты его истериком вывел, дурачком, которого пристрелили злобные и - как там у тебя написано? - чирястые низкозадые, ковыряющие короткими пальцами в толстых носах солдаты.
- Толстыми пальцами в коротких носах, - машинально поправил я.
- Ага, - кивнул Тихий. - Когда Вася прочитал этот твой рассказ, конкретно эту строчку, он мне позвонил и сказал, что все-таки тогда нужно было набить твою наглую рыжую морду, - Тихий засмеялся. - А так - книга хорошая, легкая, так про войну редко пишут. Я заметил, что нашей общей истории там вообще нет...
- Да, - кивнул я. - Наша история в тот легкий стиль не ложилась. Трудно писать весело о том, что мы с вами тогда делали. Нет, можно и весело, но это будет уже за твоей любимой гранью добра и зла. Сам прикинь, можно ли с мягким юмором написать о том, как ты провел мою инициацию?