Тихий отступил, открывая стоящего за ним офицера в "эксперименталке". Он был молод и свеж, и даже сквозь афганский загар на щеках проступал румянец. Судя по звездочкам на погонах, переводчик тоже был лейтенантом. Я посмотрел на его лицо во второй раз внимательнее, - что-то в нем было знакомым. Да в нем было знакомо все - и нежность щек, и тонкость носа, и длинные ресницы, и эта открытая и, в то же время, застенчивая улыбка, эти ямочки на щеках... Я не видел этого человека больше десяти лет, - мы расстались после пятого класса, когда его семья переехала в Белоруссию. Но поскольку я был тайно влюблен в его маму - красавицу Нину, - я сразу узнал ее улыбку, ее ямочки на щеках, ее густые ресницы. Ее сын, - а я в этом уже не сомневался, - козырнув, представился:
- Лейтенант Рябинин, - и, продолжая застенчиво улыбаться, пожимал руки командиру и праваку, повторяя: - Толик... очень приятно, Толик...
Когда очередь дошла до меня, я, пожимая его руку, вместо своего имени сказал то, что не говорил уже больше дюжины лет.
- Аладдин, протри лампы! - сказал я, глядя ему в глаза.
После его путешествия в Афганистан, он, конечно, получил в детском саду кличку "Аладдин". Кличка пошла вместе с ним в школу. Да он и был похож на того нежно-красивого юношу из фильма "Волшебная лампа Аладдина". Мальчиком он был мечтательно-медлительным, и, когда по нехватке личного состава, его брали играть в войну, в индейцев, в футбол, и в самый острый момент игры Толик вдруг замирал, улыбчиво моргая, кто-нибудь сердито кричал: "Аладдин, протри лампы!". И теперь это сказал я, видя, что он смотрит на меня, как на очередного военного на этой войне, куда он неизвестно как и зачем попал.
Толик застыл, глядя на меня, чуть наклоняя голову, будто прислушиваясь к какому-то голосу, что-то говорящему ему в ухо. Наконец, дослушав, он улыбнулся еще шире, прямо до ушей, и сказал еще неуверенно, но уже понимая, что не ошибся:
- Макенна?
Да, перед ним стоял друг детства по кличке Макенна. Когда мы окончили третий класс, по стране прокатилась премьера американского фильма "Золото Макенны". В нашем золотодобывающем поселке был организован специальный показ в кинотеатре "Самородок", куда пригласили всю геолого-разведочную экспедицию. Геологи пришли с семьями, и после фильма мой папа уже вечером рассказывал моей маме, - а я подслушивал, лежа в кровати в своей комнате, про такой же точно случай, как в кино, который произошел еще в Гражданскую в нашем районе. Отец прочитал об этом в архивах, когда писал отчет по результатам разведки на реке Учур. Ему попался протокол допроса двух пойманных в тайге колчаковских офицеров. С ними была торба, набитая золотыми самородками. На допросе они показали, что, после разгрома Колчака бежали через юг Якутии, пробираясь во Владивосток, заплутали в тайге, и наткнулись на золотую гору.
- Там, - говорил папа маме, - как в этом кино, на поверхность выходила коренная жила, и эти офицеры своими шашками наковыряли прямо из кварца двадцать килограммов золотых "тараканов". Точно они на карте не показали, - или не сориентировались, или не хотели секрет открывать. Кажется, их заставили идти проводниками, в тайге они попытались бежать, и, вроде бы, их застрелили. Золотую гору так до сих пор и не нашли. Но по описанию я примерно понял, где нужно искать. Карта у меня, как у этого Макенны, - в голове, и я обязательно открою это месторождение...
Отец и в самом деле попытался отыскать Золотую гору, но это уже другая история, которая стоит, чтобы ее рассказать, - но в другой книге. Здесь же от нее должно остаться только прозвище, которое приклеилось ко мне, когда я рассказал, своим школьным друзьям, что мой папа, как Макенна, держит в голове карту, по которой можно прийти к богатому месторождению золота. Понятное дело, если отец - Макенна, то и сын - Макенна. Сначала прозвище, как это часто бывает, звучало иронически. Теперь, когда играли в индейцев, меня назначали шерифом Макенной, - "Ты же у нас один знаешь, где золото", - говорили с усмешкой, - но скоро история забылась, даже про кино уже не вспоминали, и среди дворовых пацанов я остался просто Макенной. И Толик Рябинин по кличке Аладдин, уехав насовсем после окончания пятого класса, запомнил меня именно Макенной.
- Так-так! - оживился Тихий. Глядя, как мы с Толиком обнимаемся. - Ребята оказались не теми, за кого себя выдавали! Нельзя ли поподробнее?