Легко перешагнул сквозь стену и оказался в коридоре. Здесь стоял полумрак и тишина. Но, присмотревшись, заметил какие-то тени. Больные в холлах, где, по-видимому, в прежние времена стояли кресла и телевизоры, лежали на кроватях, но повсюду сновали люди, которых он отчетливо мог разглядеть. Некоторые, как сомнамбулы, проходили мимо, кто-то сидел, покачиваясь на кроватях, кто-то стоял, вот мимо пробежал низкорослый мужичок. Он размахивал руками, словно рубил дрова, и мчался дальше. Какая-то бабушка в белой спальной сорочке подошла к нему и галантно предложила: – Потанцуем, милый? В этом одеянии, в свете полной луны она смотрелась, как невеста. Лет ей было за восемьдесят. Он в ужасе отшатнулся и пошел по коридору дальше. Сзади в спину получил удар и замер. Обернувшись, увидел того дровосека, который успел добежать до конца коридора и вернуться назад.
– Не мешай, – оттолкнул его тот. Илья непроизвольно пнул его тоже, мужик взвизгнул и заорал:
– Идиот, из-за тебя я ее потерял!
– Кого? – изумился Илья.
– Слепой, что ли? Бабочку! – он сорвался с места и помчался, размахивая воображаемым сачком, дальше. Илья хотел было двинуться с места, но уже шумная толпа окружила его со всех сторон.
– Чего пришел? Это женская половина! – услышал он.
– Бюджетник?
– Новенький?
– Нет, коммерческий.
– Лежит в люксе.
– Дайте-ка на него посмотреть!
– В одноместном?
– Да!
Шум становился громче, хор голосов мощнее, люди подходили ближе. К нему тянули руки, ощупывали, хватали за шею, за плечи. Один попросил мороженое, ему, видите ли, было жарко, другой денег на операцию, третий морфийку, (этому было больно) какая-то старушка заплакала, умоляя ее удочерить. Вдруг он услышал зычный голос:
– А ну-ка утихли, лунатики! Быстро по нарам!
Голос шел из угла просторного холла, заставленного кроватями, где он увидел женщину, лежащую у окна. К ней были подключены провода и маленькие приборчики светились зелеными синусоидами. Женщина была без движения. Рядом с ней на кровати сидела точно такая же женщина. Он ее сразу узнал. Это была Евдокия. Люди в ночных сорочках, услышав ее возглас, замолчали и разбежались по кроватям. По-видимому, ее здесь уважали. Через мгновение коридор был пуст.
– Муромец, ты что ли? – воскликнула она.
– Ну, я, – ответил Илья.
– Иди сюда. Не обращай на них внимания – расшалились. Магнитные бури, что ли? У меня с ними строго. Иди, посиди со мной.
Илья подошел, сев на кровати напротив, где ворочалась какая-то женщина, не в силах уснуть. Она стонала, причитала, стирая рукой пот со лба:
– Ох, пролежни замучили, ох помереть бы скорей…
Женщина его не слышала и не замечала, да и он ей не мешал.
– Ну, как дела? Как здоровьице? – весело спросила Евдокия. – К тебе тут консиллумы водят. Не появлялся ты. Думала, уже разбудили.
– Нет, не разбудили, – проворчал он.
– Чего так? Проломили-таки черепушку?
– Нет, голова цела.
– Ну и просыпайся.
– Как?
– Наподдай своему, пусть не лодырничает, пусть идет и живет.
– Что я могу?
– Подумай. На что тебе мозги?
– Я не знаю… Ты знаешь, как это сделать? Ты видела, как это происходит?
– Каждый день вижу. Это ты там, как барин в своих хоромах разлегся, а люди тут живут, за жисть борются.
– Расскажи.
– Чего рассказывать? Вот, смотри.
Она огляделась, нашла глазами в противоположном углу холла старушку, которая сидела на кровати рядом со своим спящим телом и крикнула:
– Эй, Катерина?
– Что, Евдокиюшка? – отозвалась та.
– Иди-ка сюда. – Катерина покорно подошла. – Ты на ужин в столовой что ела?
– Макарошки ела.
– Макарошки, говоришь? – задумалась Евдокия, – а еще что ела?
– Все. Так больше ничего и не давали.
– Понятно. А на обед что ела?
– Бульончик. Хлебушек.
– И все?
– Еще лапшичку ела. С подливкой. А та мяском пахла. Вкусно! – закатила глаза Катерина.
– С подливкой? Мяском, говоришь? – весело заорала Евдокия, – ну и дура!
– Почему? – робко спросила Катерина.
– Потому что помрешь, – уже хохотала Евдокия. – Нельзя было эту подливку есть! Протухла давно. Уже месяц, как повар мяско с этой подливки домой упер. Сейчас же и помрешь! Прям во сне!