– Смешно, – честно признался Паша.
– Не пропаду – не дождетесь! – подал сверху голос Мишка Сомов.
Он уже совсем пропал из виду. Внизу было такое ощущение, что на верхних ярусах завелся крупный зверь, и теперь он ползает и шуршит всем, что ему попадает под лапы.
– Вот они! – еще минут через пять крикнул Сомов. – Нашел! Холсты из коллекции купца Мельникова. Да тут их несколько упаковок!
– Тащи сюда! – разом оживившись, крикнул Паша и сам полез наверх. – Подавай мне!
Общее дело неожиданно сплотило соперников, и скоро Паша Киселев уже перехватывал и спускал вниз одну упаковку картин за другой.
– Только они мягкие, – заметил он.
– Это понятно, – ответил Куприянов. – Их сняли с подрамников, чтобы они места занимали меньше. Все равно они большей частью изодраны, насколько я помню, их надо реанимировать полностью.
В ближайшие десять минут Паша Киселев стащил вниз четыре картонных ящика с полотнами. Они были запыленными, самого что ни на есть чердачно-подвального вида.
Куприянов брезгливо потрогал пыльные ящики.
– Ну что, посмотрим, посмотрим, – сказал он. – Несите их на свет, там, где у нас стол. Вам потом их еще обратно укладывать.
– Что?! – сверху высунулась голова Мишки Сомова. В глазах его кипели отчаяние и гнев. – И опять мне?!
– Мишка, я тебя поцелую за это нежно, – тут же пообещала Юля. – Честно-честно!
– Я их сам обратно уложу! – вдруг сказал Паша.
– Ну уж нет, – оборвал его Сомов. – Ишь, раздухарился.
– О, женщины, – усмехнулся Куприянов. – Что они только с нами ни делают! Берите упаковки, рыцари ее круглого стола, и за мной.
Когда полотна в четырех картонных ящиках были принесены на светлое просторное место и составлены у стола, искусствовед заметил:
– А что вы думаете, молодые люди, сколько великих полотен и других произведений искусства было найдено за историю человечества на чердаках и в подвалах! Вытащено на свет божий, приведено в порядок и выставлено на всеобщее обозрение!
– Правда? – спросил Мишка, грязный с ног до головы.
– Разумеется, – кивнул Куприянов. – Несколько лет назад на чердаке частного дома на юго-западе Франции было найдено полотно, и, как вы думаете, чьей кисти оно принадлежало?
– Просветите, – кивнула Юля.
– Кисти Караваджо! «Юдифь и Олоферн». Конец шестнадцатого века. Полотно пропало во время Наполеоновских войн. А знаете, какая стоимость этого полотна?
– Какая? – спросил Мишка.
– А-а! Большая, молодые люди! Сто двадцать миллионов евро.
– Ух ты! – не удержалась от восклицания Юля.
– Быть такого не может, – замотал головой чумазый Сомов.
Сумма превосходила все его самые грандиозные ожидания.
– Еще как может! – усмехнулся Куприянов. – Все доказано, молодые люди.
– Может, мы откроем первую коробку? – предложил Паша. – Только тряпочку бы вначале, обтереть чехлы.
– Сейчас оботрем и откроем, – кивнул Куприянов. – А четыре года назад в подвале частного французского дома нашлась картина Ван Гога «Закат в Монмажуре». Стоимость – сорок миллионов евро.
– Вот это подарок к Новому году, – вдохновенно выдохнул Мишка.
– А семь лет назад на чердаке коттеджа в Беллпорте, в штате Нью-Йорк, нашли обширнейшую коллекцию картин Артура Пинаджана, – искусствовед кивнул на упакованные холсты, – общая стоимость коллекции – тридцать миллионов долларов! И таких случаев – десятки и даже сотни!
– А если мы сейчас найдем что-нибудь великое, в этих чехлах, нам что-нибудь достанется? – спросил Сомов. – Хотя бы процентов десять от общей стоимости? За инициативу?
– Директор музея господин Рябчиков вам грамоту вручит, молодые люди. На это вы можете точно рассчитывать! А теперь я вам дам тряпки, покажу, где набрать воды, вы оботрете эти чехлы, а потом уже мы будем открывать миру великие шедевры! Идемте за мной, конкистадоры!
Очень скоро предварительная работа была сделана, ящики с картинами очищены, и Куприянов взялся распаковывать их. Мишка тоже хотел почиститься, но искусствовед остановил его:
– Вы забыли?
– О чем? – спросил Сомов.
– Что вам еще обратно лезть, молодой человек? В ту же самую черную дыру?
– А-а, точно! Поцелуй! – кивнул Мишка.
И подмигнул Юле. Та пожала плечами, что означало: если я обещала – жди!
Все четыре картонных ящика были пронумерованы. Борис Борисович вскрыл первый ящик. Холсты были проложены специальной пергаментной бумагой. И вот один за другим Куприянов стал доставать полотна на свет божий и передавать молодым людям, а они уже разворачивали их и укладывали на застеленный пол. Холсты и впрямь были помяты, где-то порваны. И все, как один, поблекли. То, что увидели старатели, разочаровало их: шли бесконечной чередой пейзажи. Леса да перелески, тропинки да полянки, озерца да Волга-матушка, дороги до горизонта через рыжую степь или золотое пшеничное поле. Причем все было написано скорее рукой самодеятельных живописцев, чем истинных профессионалов.