– Да-с, – почесал седую бородку Куприянов. – Это вам точно не Левитан! Даже не Шишкин! Кто такое возьмется реставрировать? Так и пролежит еще век…
Затем вскрыли второй картонный ящик. Тут уже пошла жанровая живопись: поля и косцы, иногда появлялись кони, написанные довольно примитивно и неумело, дворовые за работой.
– Тоска, – вздохнул Куприянов.
Вскрыли третий ящик. И тут случилось оживление. Портреты!
– Недурно написано, очень недурно, – вдруг заговорил искусствовед. А вот, кажется, и сам Мельников! Во фраке, надо же! А вот и его жена с детьми, так-так! Кстати, надо почаще заглядывать в запасники!
А портреты все шли чередой. Представители сословия русских капиталистов второй половины девятнадцатого века. Было ясно, что все эти люди – близкие родственники промышленника Мельникова. Несколько раз возникало лицо самого Ивана Мельникова, например, сидящего на диване с сыном или в кресле перед зеркалом. Некоторые картины были откровенно изодраны.
– А что это за дырки в них, Борис Борисович? – спросил Мишка.
– Не догадываетесь? – усмехнулся искусствовед.
Сомов замотал головой. Юля пожала плечами. Паша только нахмурился.
– А вы присмотритесь к этим дыркам, – усмехнулся Куприянов. – Тут не камешки в них бросали. Форма-то какая! Это пролетарским штыком поработали! А где-то и «товарищем маузером»!
– Да ну? – удивился Сомов.
– Ага, – кивнул Куприянов. – Это они классовых врагов так попотчевали! Судя по легенде, семью купца Мельникова красноармейцы именно так и перебили – штыками. Что скажете, молодой человек в роскошной майке, специалист по вышеозначенным историческим персонажам?
– Да, я читал об этом в библиотеке. Но это его наследников перебили. Сам Мельников умер задолго до революции.
– Именно так, – кивнул искусствовед. – Кстати, вы увидели то, ради чего сюда пришли? Ради чего ваш коллега весь покрылся вековой пылью?
Юля и Мишка одновременно взглянули на Пашу, особенно требовательно смотрел «покрытый вековой пылью» Сомов, но их товарищ лишь отрицательно замотал головой:
– Пока нет.
– Ну что ж, тогда распакуем четвертый ящик, – предложил искусствовед Куприянов. – Готовы?
– Ждем с нетерпением, – корректно поторопил его Паша, который был недоволен чересчур разговорчивым куратором.
Куприянов аккуратно, как и прежние три картонных ящика, распаковал четвертый и полез за первым полотном.
– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал он, – что тут у нас?…
Он положил укрытое полотно на пол и потянул на себя край оберточной бумаги…
– Ничего себе, – пробормотал Мишка.
– Лабиринт! – воскликнула Юля.
– Вот оно, – одновременно с ними горячо прошептал Паша, разглядывая сильно потертый холст. – Наше сокровище! Вот оно…
Удивление трех мужчин и девушки было велико. Им открылось поразительное зрелище! Не портрет и не пейзаж, никаких стогов сена или крестьян, или солидных промышленников, дородных купцов и купчих, или пасущегося скота. Это действительно был лабиринт! Но какой?! Настоящий! Замысловатый лабиринт, сложенный из красного кирпича, чьи коридоры были спутаны самым хитрым образом. Эти коридоры обрывались тупиками, и в некоторых тупиках можно было увидеть человеческие кости! Желтые, высушенные временем. Черепа, кости таза, ребра, позвонки, скрюченные костяшки пальцев…
– Хороша картинка, – наконец-то вырвалось у искусствоведа Куприянова. От его ернического тона не осталось и следа. Борис Борисович разом переменился: – И как этот шедевр ушел от нашего внимания? От моего внимания? – он даже обернулся к ребятам. – Почему?!
– Может, у вас в тот день выходной был? – предположил Сомов.
– Возможно, – кивнул искусствовед.
– А что вот тут? – пальцем указала Юля на что-то черное и взъерошенное, спрятанное в одном из коридоров лабиринта, похожее на горб.
Паша усмехнулся.
– Что? – спросила Юля.
– Да так, ничего, – ответил Киселев.
– Твоя версия?
– Это он. Прячется. Ждет!
– Да ладно?!
– Кто прячется и ждет? – спросил Мишка.
Но Паша не успел поделиться своей версией.
– Смотрим дальше, – предложил искусствовед Куприянов.