Но я был не так уж и виноват в устроенном переполохе, просто не смог сдержаться, увидев в шаге от себя большую собачью морду с ехидно оскаленной зубастой пастью. Конечно, до прекрасного акульего ротика Чудика этой дворняге было далеко, но и её челюсти перепугали меня не хуже «Челюстей» Спилберга.
Я осторожно отодвигался от собаки, пока не упёрся спиной в стену. Бежать мне было некуда, да и лохматая чёрно-белая псина явно не собиралась меня выпускать. Она улеглась напротив, и, положив голову на лапы, не спускала заинтересованных глаз. Я попробовал приподняться, но её рык не двусмысленно намекнул, что лучше мне этого не делать.
В желудке противно заурчало, а во рту был ощущение, что я прошёлся по языку наждачной бумагой: горло болело, глотать было трудно. Пришлось применить исцеляющее заклинание. С болью оно справилось легко, а вот противный вкус во рту остался.
Пошарив в складках плаща в поисках чего-нибудь сладкого, с опозданием сообразил, что на мне форма мага, и заначек вроде мятных леденцов или жвачки найти будет довольно сложно. Но кое-что мне всё-таки попалось. Это был аккуратно свёрнутый, обгоревший с одного края, к тому же подмоченный листок. Я обнаружил его во внутреннем потайном кармане сюртука, или, кто его знает, как он правильно назывался, магической униформы…
За неимением другого занятия попытался разобрать мелкие буквы, которыми он был исписан, но они так расплывались в потёках воды, что были совершенно нечитаемы. Единственное, что я понял, судя по наличию оттиска большой печати в самом конце ― это был какой-то документ.
В этот момент скрипнула дверь, и в хлев ворвался морозный воздух с улицы. И вместе с ним послышались шаги. Я невольно сжался ― сразу вспомнился наконечник стрелы, направленный мне в глаз. Неужели это пришли за мной? Взглянул на собаку ― она лежала, не меняя позы. Значит, вошедший в хлев человек или группа людей ― с моего места ничего не было видно ― ей знакомы.
Шаги приблизились, но остановились прямо за перегородкой, где я сидел. Зашуршала солома. Потом заговорили двое. Один из них, обладатель характерного баса, сопел и тяжело дышал и, услышав это, я представил толстяка, страдающего отдышкой. У второго был ничем не примечательный голос, но человек слегка растягивал слова и делал между ними большие паузы, словно подбирая нужное из памяти. Я окрестил его «иностранцем».
Первым заговорил человек с отдышкой.
― Знаешь, Орм, эта ужасная погода вредна для моих бедных коленей, а командир гоняет меня как какого-нибудь юнца. Посмотри на мои седые волосы, разве похож я на молокососа? ― и он снова жалобно вздохнул.
«Иностранец» ответил, и в его голосе мне почудились ехидные нотки.
― Не преувеличивай, Рауд, ты бегаешь быстрее королевского оленя, когда дело касается хорошей жратвы. И про больные колени не вспоминаешь.
― Какой же ты злой, Орм, как только Атли терпит тебя в своём отряде. Кстати, говорят его вчера видели с пленным магом. Как думаешь, будет публичная казнь, или Атли прикажет убрать его по-тихому?
При этих словах толстяка моё сердце сжалось от страха, я сразу догадался, о каком маге шла речь.
― Почём мне знать, у нашего командира всегда своё мнение, и с нами он им не делится.
Толстяк закашлялся и громко рыгнул.
― А ты его не любишь, Орм. В глаза Атли смотришь, словно преданный пёс, а стоит ему отвернуться, лаешь на него, как презренная шавка. Иногда мне кажется, несмотря на все твои заслуги перед отрядом, что ты готов предать нас, если только цена будет подходящей. Все знают о твоей любви к дорогим побрякушкам и шлюхам.
Тот, которого толстяк называл Ормом, промолчал, и мне от этого почему-то стало очень тоскливо, я почувствовал приближающуюся беду. Со мной такое иногда случалось и дома. Я жаловался отцу, но тот только похлопывал меня по плечу, говоря, что это у нас семейное: у его брата в сложных ситуациях тоже частенько срабатывало предчувствие. Тогда ещё я не знал, что он говорил про дядю Феникса…
Между тем молчание подозрительно затягивалось. А потом раздался странный булькающий звук. Я уже слышал такой, когда человек захлёбывался собственной кровью. Негромко хлопнула входная дверь, значит один из двоих ушёл, и я догадывался, кто именно. Мне стало по-настоящему страшно.
Взглянув на свои свободные руки, живо представив, как привезший меня сюда воин придёт за мной и обнаружит за стенкой мёртвого толстяка. На кого падёт подозрение в первую очередь, и кому он поверит, если я даже передам ему нечаянно подслушанный разговор? Мне стало дурно от такой перспективы.