— О, да тебя потянуло на лирику. Еще скажи, что у тебя со мною любовь.
— У меня с тобою любовь.
— Мне принимать это как объяснение в любви?
— Принимай это как хочешь.
— Первый раз вижу, чтобы объяснялись в любви с пистолетом.
— Я знаю, что такой женщине, как ты, очень часто объяснялись в любви. Наверное, именно этим я и отличаюсь от других мужчин, которые тебе объяснялись.
— Если ты любишь, зачем тебе пистолет? Неужели ты можешь убить любовь?
— Могу. Любовь всегда надо убивать самому, иначе наступит момент, когда она убьет тебя сама. Нужно наносить удар первому, иначе его нанесут тебе.
Я грустно улыбнулась и почувствовала, как на моих глазах появились слезы… Вот и еще одно объяснение в любви. Такое неожиданное и такое нелепое. Мне признался в любви крупный бизнесмен, денежный мешок, у которого деньги сыплются повсюду, ну разве только что не из задницы… Да и как он признался… С пистолетом в руках, пьяный в стельку… Конечно, когда человек почти неделю находится один в доме без света и уходит в тихое пьянство, наверное, он не только признается в любви, но и предложит руку и сердце. Я ощутила сумасшедшую, пугающую тоску, в которой причудливо смешались разные мысли: ностальгия по ветреным годам быстро уходящей молодости, по тем любимым, которые потом переставали быть любимыми и оставались где-то там, в прошлом, о том, что безвозвратно ушло и уже никогда не вернется, о том потерянном, что прошло мимо меня, вызывающем сожаление и желание вернуть все назад, и о том, что если меня не застрелят сейчас, то я погибну в следующий раз, потому что такие, как я, не умеют спокойно жить, а все те, кто не умеет спокойно жить, своей смертью не умирают. Когда-нибудь, когда я уйду в мир иной, я обязательно успокоюсь и попаду на небеса. Они будут такие теплые, пушистые, мягкие, что можно запросто дотронуться до них рукой и ощутить то, что я мечтаю ощутить долгие годы. Моя подруга Светка назвала бы это кризисом среднего возраста. Странно, но никогда раньше я не испытывала подобный кризис.
И все же в моих руках был пистолет, а как я уже говорила ранее, пистолет всегда приносит нам уверенность и защищенность. Куча вопросов без ответов, множащаяся, как снежный ком, очень сильно подорвала мою психику и окончательно сломила мою нервную систему. Мне представился Макс, добропорядочный отец семейства, который, наверное, уже уложил свою дочку спать, пошел в опочивальню вместе со своей любимой женушкой и занялся с ней тихим, семейным, одним словом, домашним сексом в самой семейной позе, позе бутерброда. При этих мыслях мое сердце заколотилось с бешеной скоростью, а на душе стало совсем погано.
Вновь посмотрев на свой пистолет, я уже не понимала, кого же мне больше хочется убить — себя или Михаила, потому что все, что он говорил совсем недавно, было просто ложь. И мы оба знали, что это ложь. Все, что творилось со мной в последнее время, было ложь. А я не могла больше жить во лжи. Ни жить, ни работать.
Взяв пистолет точно так же, как я это виртуозно делала в кино, я сняла его с предохранителя, развернулась на сто восемьдесят градусов и направила его на Михаила.
— Привет, — тихо сказала я и посмотрела на него в упор.
— Привет, — прохрипел Михаил и слегка попятился назад.
— Здорово мы стоим, да?
— В смысле?
— В смысле того, что у нас у обоих оружие. Интересно, чье быстрее выстрелит? Теперь ты понял, что я делала в твоем кабинете?
— Искала оружие.
— Правда. Какой ты догадливый, молодец.
— Л ты хоть умеешь им пользоваться?
— А чего там уметь. Там уметь-то и нечего. Меня работа научила.
— И зачем тебе оружие?
— Затем же, зачем и тебе.
— Ты хочешь мне задать несколько вопросов?
— Правильно. Какой ты догадливый. Догадливее не бывает.
— И какие вопросы ты мне хочешь задать?
Я не отводила взгляд в сторону, а смотрела Михаилу в глаза. Меня поразило, что в его глазах не было ни капли страха, а только восхищение. Господи, я вызывала только восхищение и ничего больше!
— Миш, ты что, меня совсем не боишься?