— Подожди, не режь, — остановил его Крюков. — Иначе потом не разберемся, что это за спецсвязь. Без света она все равно работать не будет.
— А на аккумуляторе?
— Думаю, наш черный друг еще не въехал, что его обложили, и сигнал тревоги давать не собирается. Либо он его уже дал. Так что оставь.
Раз приступ не увенчался успехом, придется его, басурмана, измором брать, — вздохнул Крюков. — Организуем осадный лагерь.
— Да? И какие будут особые указания, гражданин начальник? — с кислой физиономией поинтересовался у него Грека. — Спать в лифте стоя?
— Молодец, самую суть осадной тактики ухватил! — похвалил его Крюков. — Нарушение снабжения и канализации отходов — причина многих неудачных осад. Голод, эпидемии с эпизоотиями. Спать в лифте, конечно можно, а вот ссать никак нельзя. Мы, работники милиции, не можем пасть так низко, а должны подавать пример… И все такое прочее… — Крюков широко зевнул. — Поэтому пройдись по квартирам и подружись с соседями.
Вдруг этот Максимка неделю взаперти проторчит?
— Меня молодая жена из дома выгонит, — предупредил Грека.
— Нет у тебя никакой жены, ни молодой, ни старой, — разоблачил его Крюков. — Поэтому садись по стойке "смирно" и бди.
— Бзди?
— Бди, деревня. От слова "бдительность". Пока он не вылезет. А вылезет — бей на поражение. Помнишь, как Джон и Якубу группу Пана чуть в реанимацию не отправили?
— Кто же знал, что они в своей Лимпампо в спецназе служили? — проворчал Грека. — Главное дело — у самих полная жопа героина, а они машутся как Чук и Гек Норрисы. Короче, я ни с кем ногами фехтоваться не собираюсь. Если этот козел покажется, влеплю маслину в лобешник.
Он выхватил из кобуры табельный "макаров" и загнал патрон в патронник. После чего щелкнул предохранителем.
— Вот бы ему и воду отключить, — размечтался Птенчик. — Только придется весь стояк вырубать. А поссать можно и на улицу выйти.
— Прекрати, мы работаем для простых людей, — пристыдил его Крюков. — Ночами не спим, — он снова зевнул. — А ты этим простым людям хочешь воду отключить. И так про милицию черт те что пишут. Никакого авторитета. И все из-за таких как ты.
И они принялись бдить. Противник затих и не подавал признаков жизни. Он предпочитал сидеть без света, но не сдаваться. К ночи расстановка сил окончательно определилась. Грека выполнил приказ шефа на отлично. Из соседних, а также выше и нижерасположенных квартир выходили люди с доброжелательными улыбками и знакомились с сыщиками.
Старушка из квартиры слева предлагала горячей картошечки. Томный юноша из квартиры справа в трениках в обтяжку настоятельно приглашал Птенчика заглянуть на чашечку кофе. Внизу вообще гуляли свадьбу и всю группу едва не утащили "буквально на пять минут выпить за здоровье молодых". Во что растянулись бы эти пять минут многоопытный Крюков даже подумать боялся.
Отринув соблазны, опергруппа продолжала стойко переносить тяготы службы. Крюков позволил только Птенчику отвлечься на минуту, чтобы буквально одним ударом пресечь в квартире сверху назревший семейный скандал.
В квартире напротив, дверь которой выходила на ту же лестничную площадку, проживала одинокая дама "чуть за тридцать". Ну совсем чуть-чуть, лет на десять-двадцать максимум. После того, как Грека познакомился с ней, он с торжествующим видом вынес пару табуреток.
— Присаживайтесь, — предложил он товарищам по оружию.
— А себе? — наивно поинтересовался Крюков.
— Молодой ишшо, постою, — отмахнулся коварный Грека. Потом невнятно пробормотал что-то насчет "пойти пописать" и снова исчез за соседкиной дверью, на сей раз всерьез и надолго.
Дисциплинированный Птенчик не обращал на это внимания и целиком был поглощен наблюдением за телефоном — не звонит ли враг? Крюков же по природе был разгильдяем, причем завистливым. Он терпеть не мог тех кто сачковал. Больше, чем он сам. Через полчаса нервного ожидания он встал с табуретки и мстительно заявил:
— А пойду-ка я, и весь оргазм им сейчас поломаю!
Но тут заверещал телефон. Птенчик дернулся было к определителю но напрасно. Звонил мобильник Крюкова. Телефон у него был пиратский абонированный на сотню честных пользователей, каждый из которых, практически, не замечал, что платит "за себя и за того парня". На вопрос:
"Где взял?" Крюков отвечал кратко, но с исчерпывающей полнотой: "С убитого снял". То, что на аппарат можно было звонить, Крюкова иногда радовало, а иногда и нет. И сейчас ему не хотелось отвечать, но врожденная порядочность заставила взять трубку.