Нетерпеливо поцеловав жену, он громко выдохнул.
– Приехали!
И вот, спустя время, они стоят разочарованные, как и следовало ожидать. Естественно их ожидания – скверные ожидания –оправдались.
Высокий человек стоящий перед ними был очень худ, нелюдим, смотрел шарахающимся взглядом, то и дело невольно от чего–то содрогаясь. Хоть и был одет в форму, опрятно вычищенную, а все же так выглядел, как будто не привык к одежде; постоянно одергивал воротник своего мундира и невольно, сжимал руки в области бедер, опустив голову. Говорил скованно, очень боязно. Слова подбирал с трудом, пытаясь быть вежливым. Очевидно его готовили к встрече, но видно времени со дня освобождения прошло не так много, чтоб человек полностью освоился с мыслью, что он больше не раб, что больше его не будут приковывать на ночь, как собаку и что свобода существует. Потому что за почти два года истязаний, он и позабыл даже о таком слове.
Обо всем этом предупредил все тот же офицер, которому и было поручено освободить пленника.
Это было вообще чудо, что этот человек выжил, обращение там очень жестокое, особенно для цивилизованного человека.
Волосы у мужчины были длинные, чёрные, и немного спутанные. Борода, густая неаккуратная, скрывала почти все лицо. Глаза (темно-карие) смотрели больше в землю. Когда его рука потянулась, отвечая на приветствие Бренсона, Джулия невольно ужаснулась – такой худой она была, вся покрыта шрамами и небольшими свежими ранками, скорее всего от клопов или блох. На кораблях, особенно военных, этого добра хватает.
Джулия видела Ричарда Уэлсєра несколько раз. Он был высок, как и младший брат, строен, темноволосый. Но глядя на этого человека, она не могла с уверенностью сказать – он ли это.
Сжимая руку мужа, она с болью наблюдала, как он мужественно пожал руку человеку, без лишней брезгливости и отвращения.
– Благодарю, – произнес мужчина каким–то неживым сухим голосом, и потупившись, стал искать глазами офицера, освободившего его, как пес ищет хозяина. Очевидно он к нему привязался после всего, еще не смысля себя без надзирателя сбоку.
Увидев того, отошел от Бренсона.
Да уж, на Редингтона было больно смотреть в эту минуту. Не будь он мужчиной, точно бы разрыдался.
– Простите его, – подойдя сказал офицер. – Ему очень трудно, с ним ужасно обращались. Мы пытались побрить его, немного подстричь, но он не дался. Еле натянули мундир, он едва помнил, что как одевать. Говорит, жалеет, что так долго протянул, потому что не знает, как теперь жить после всего… но будем надеяться время и вправду лечит. Вы так много сделали и конечно ожидали большего…
– Нет, все хорошо, я рад, что он на свободе и будем надеяться он сможет обрести себя и вернуться к обычной жизни. В любом случае вы оказали мне неоценимую услугу, я перед вами в долгу.
Офицер засмущался, граф и без того потратил на все это немало, считать его должником было бы просто бесчестно.
– Вы благородный и добрый человек и ничего мне не должны! И если в будущем смогу вам услужить, не стесняясь обращайтесь. Я всегда приду к вам на выручку. А сейчас простите, нас ждут в штабе. Бюрократия никуда не делась, освободили его вашими заслугами, а теперь они еще и хотят, чтоб я дал отчет обо всем этом. Так что…
– Да я понимаю, – голос Бренсона слегка заскрежетал, он боролся с подступившими эмоциями, но все же говорил, что полагается.
Быстро простившись, сжимая руку жены он направился с ней к их экипажу.
Джулия каждой клеточкой чувствовала состояние любимого и очень хотела ему помочь.
Они уселись на места, дверца захлопнулась, карета тронулась. Сначала он сидел неподвижно, весь напряжённый, ничего не говоря. Жена все ждала, как выплеснется душившее его отчаяние, очень волновалась. Глаза его поблескивали, и вдруг эмоции прорвало. Бренсон не выдержал, внезапно двинулся вперед и несколько раз с рыком ударил кулаком по стенке кареты, да так яростно, что из костяшек пальцев заструилась кровь, а потом вдруг согнулся и из его горла послышались сдавленные рыдания.
Сердце Джулии обливалось кровью, ей было безмерно его жаль, и она тоже заплакала, обняв его за плечи и положив себе на колени.
– Это не он, – прорывались сквозь отчаяние, слова. – не он, он мертв…
– Все будет хорошо, мой любимый, ты все вынесешь, я с тобой, – плача с ним в унисон, утешала жена. Не было в его горе ничего постыдного, он оплакивал брата, в смерть которого не верил до последнего. А теперь это стало реальностью и ему было горько осознать правду.
Через несколько минут сердце Бренсона стало принимать эту ужасную истину и неметь. В такие моменты все немеет, наш мозг блокирует все чувства, чтоб мы не сошли с ума от горя.