– Ах вот как! – улыбнулся плутовке он, – значит я ваш кузен, с которым вы в прошлом предавались непозволительным утехам.
– Думаю, подробности ему знать не обязательно, – засмеялась в ответ Жанин.
Вечер в театре действительно прошел весьма сносно. Бывшие любовники теперь вели себя очень «по–братски». Никто не заподозрил, что эти двое не родственники. Жених прекрасной вдовы оказался весьма респектабельным джентльменом, хотя и слегка недалеким. Он любил пошутить, сигары и выпить. И был искренне рад познакомиться с дальними родственниками своей невесты. Про себя Бренсон улыбался, удивляясь, как легко женщины врут. В то же время это только усилило гнев на ту, что лгала ему. Конечно, Жанин не лгала будущему мужу относительно их нынешних отношений, но она явно вводила его в заблуждение относительно прошлого, хотя это и не касалось лично Бренсона.
Они сидели втроем в одной из лучших лож зала, где как всегда собрался весь высший свет. Бренсону приходилось напрягаться, изображая дружелюбие и участие, и надо признать крошка Жанин немало ему в этом помогала. Ее отношение к нему очень изменилось. Она уже не была той капризной, взбалмошной, влюбленной женщиной, что позорила себя драками со своей подругой на глазах общества. Напротив, теперь она совершенно владела собой, как в общении с ним, так и со своим женихом. Их пара действительно была весьма гармоничной. Жених относился к ней с благоговейным почтением, а она отвечала благодарной нежностью.
Наверное, думал Бренсон, истинная любовь действительно имеет иное лицо, нежели быстротечная страстная влюбленность. Раньше, когда они еще состояли в любовной связи, их не объединяло ничего, кроме зова плоти. Бренсон не думал о ней, как о человеке с правом на уважение и любовь, а просто желал утолить дикого голодного зверя внутри себя. А утолив его, забывал о ней, как лев забывает про остатки убитой им лани, насытив свой аппетит. И также как лев, он вспоминал о своей добыче, только проголодавшись опять, совершенно не терзаясь, что пока его не было, кто–то мог насыщаться принадлежащим ему трофеем.
Но теперь все изменилось.
Раньше именно его пренебрежение делало Жанин неуравновешенной и странной, так же как и других женщин попавших в его лапы. Они молили заметить в них простого человека, а он не мог. Сколько боли он причинил этой и другим женщинам в своей жизни. Как можно быть таким жестокосердным?
Пока шел спектакль Бренсон не раз задерживал взгляд на Жанин. Как мог он провести с ней столько времени и только теперь узнать, что она человек способный испытывать боль и разочарование? И почему уважая ее теперь, он не хочет ее физически? Почему только одну он возжелал так, что пренебрег всем, что считал ранее истинной. Почему отдал ей все, а получил так мало? Неужели судьба сводит с ним счеты?
Одна лишь ночь! Разве хватит ему этого, чтоб жить дальше? Да и как жить, если невозможно забыть мягкий шелк кожи, невинную улыбку, дивные глаза. Как перестать беспрерывно хотеть слышать ее голос. И не важно, что слетало бы с тех уст – нежный шепот, горький укор или что–то другое. Только бы слышать ее.
На следующий день Бренсон слегка приободрился. Примирение с Жанин и ее дружеское участие подействовало как некий лечебный бальзам на его душу. Днем он снова получил записку отправиться в театр и с радостью ее принял. Поскольку в этот раз он сопровождал вдовствующую маркизу сам, ничего не мешало слегка излить душу. Жанин была явно поражена, узнав, что кто-то способен был отразить чары этого мужчины буквально с первого раза. Как была удивлена и тем, что это он добивался любви, а не наоборот. Конечно, в душе, самолюбие Жанин ликовало. Она словно почувствовала себя отмщенной, впрочем, не подала вида. Но по ходу разговоров ей стало его немного жаль. Не имея уже собственных чувств к нему и обретя любовь другого человека, она желала ему того же, но не знала, чем помочь, кроме как быть просто сочувствующим слушателем.
После театра, Бренсон отправился в клуб. Нетерпение разжигало фантазию, ум строил догадки о тайнах этих людей, собирающихся в полночь, чтоб сыграть несколько партий в баккару на серьезные ставки. Общество здесь было очень пестрым. В основном люди старшего поколения. Каненсдейл и Бренсон были здесь самыми молодыми.
В комнате обшитой темными панелями ярко горели канделябры, отчего становилось душно. Стол постепенно заполнился игроками, и когда всего одно место осталось пустовать, игра началась. Бренсон внимательно следил за присутствующими, больше интересуясь ими самими, а не игрой. Они вели неспешные дискуссии, пили выдержанный бренди и расслабленно курили сигары. Временами взгляды оценивающе обращались к новому игроку. И Бренсону пришлось демонстрировать все свое обаяние, чтоб расположить этих людей к себе. А они были не из доверчивых. Седые брови этих почтенных господ то и дело собирались на переносице, когда Бренсон говорил что-то, по их мнению, неуместное или просто выигрывал ставку. Однако ближе к утру, после внушительного количества бренди и выкуренных сигар, его здесь полностью приняли. Ему удалось произвести нужное впечатление и узнать, какое влияние имеют эти люди в обществе. А оно было. Три графа с очень длинной родословной, все время обсуждали заседания палаты лордов. Министр иностранных дел и советник по особо важным делам предпочитали говорить об игре. Тут же присутствовал его честь лорд–судья, часто тяжело кашляя и что–то попивая из маленькой бутылочки. «Доктор прописал», – повторял он, каждый раз пригубляя пузырек.