A bientôt séparé ce qu'il avait uni,–
Et l'homme, sous le fouet d'un pouvoir
invisible,
S'enfonce, triste et seul, dans l'espace infini.
Et maintenant, ami, de ces heures passées,
De cette vie à deux, que nous est–il resté?
Un regard, un accent, des débris de pensées.–
Hélas. ce qui n'est plus a–t–il jamais été?»11 , – тихо бормотал он себе по нос.
Джулия невольно переводила себе в уме грустное стихотворение, похоже для него, французский стал почти родной. Читал он очень тихо, но проницательно:
«Устали мы в пути, и оба на мгновенье
Присели отдохнуть, и ощутить смогли,
Как прикоснулись к нам одни и те же тени,
И тот же горизонт мы видели вдали.
Но времени поток бежит неумолимо.
Соединив на миг, нас разлучает он.
И скорбен человек, и силою незримой
Он в бесконечное пространство погружен.
И вот теперь, мой друг, томит меня тревога:
От тех минут вдвоем какой остался след?
Обрывок мысли, взгляд… Увы, совсем немного!
И было ли все то, чего уж больше нет?»
– И что теперь? – наконец не выдержала она. Сейчас он уже не был таким грозным как в кабинете и даже вызывал жалость к себе.
– Ничего, – ответил он, медленным нетрезвым голосом полным отчаяния, – ничего. Можешь делать со мной, все что угодно. То чего до тебя никто не делал, никто… Ты… Нееет, – протянул он, – ты не человек. Я знал… Делай со мной что хочешь…
Ночь, усталость и волнения делали Джулию слабой, как при опьянении, хотя выпила она только бокал. Его слова были непонятны, видно он не в себе.
– Но я ничего не хочу с вами делать! – возразила Джулия, встала, и направилась к двери. – Спокойной ночи, – проговорила она проходя мимо, больше не намереваясь слушать его пьяные речи.
– Нет, – Бренсон ухватил ее за руку и усадил себе на колени. Глаза его блестели опасным огнем, и это естественно насторожило. – Нет, вы не уйдете так скоро, леди Редингтон.
– Пустите, вы пьяны!
– Вот именно! Посмотри на меня! Разве ты еще не заметила, до чего я докатился с тобой? Моя жизнь ад!
– Может это потому, что в ней слишком много женщин? – Джулия невольно выказала ревность.
К счастью он этого не понял и лишь улыбнулся, направив на нее пьяный взгляд своих синих глаз. На секунду глянув в них, Джулия пожалела об этом. Выражение мольбы в них пленяло и вызывало желание дать ему все, что он хочет. Наверное, не только ей трудно устоять перед таким гипнотизирующим свойством его очей. Сколько таких, как она были пленены этими предательски милыми глазами?
Было в Бренсоне что-то такое, чему женщинам противиться трудно, хотя вряд ли он сам отдавал себе в этом отчет. Он выглядел как ангел, а на деле чаще был дьяволом искусителем.
Это было правдой, но сегодня его порывы были искренними. Даже тогда в их первый раз, у него на уме был коварный замысел. Да, пошло все не по плану, но определенно он играл нечестно. А тут его душа отворилась нараспашку, вот только Джулия старалась не верить ему больше.
– Но я тебе не нужен, – забормотал Бренсон, зарывшись головой в ее платье и нежно целуя живот. – Не нужен, а ты сейчас мне нужна. Кроме того, это наш долг, долг быть вместе нынче ночью…
Джулия не почувствовала отвращение к его ласкам, хотя с горечью понимала, что предает сама себя. Он, словно змей–искуситель, обволакивал ее ложью, и ей хотелось в нее верить, а ведь еще пять минут назад она ненавидела его всем сердцем. Очевидно, количество выпитого смягчило его гнев и пробудило нечто иное. Но стоит ли уступить?
Она с силой отняла его голову, от своего живота, желая сказать, что он не получит силой чего хочет, но в его глазах стояла такая мольба и беспомощность, что, вместо гнева, сердце облилось теплом. Боже и как он это делает? Это был снова тот же мужчина, что целовал ее у камина. И когда он потянулся к ней она, не в силах удержаться от соблазна приникла к его губам.
Как странно влияла на нее смена его настроения. Куда делся пылавший в ней гнев и ненависть? Удивительно, но было приятно снова вкусить этот пьянящий напиток. В конце концов, она уже носит его ребенка, они женаты и пусть она покориться его воли, как и полагается жене. Может завтра все вновь измениться, однако сегодня можно забыть все невзгоды и снова окунуться в мир блаженства. Она еще помнила, как хорошо им было тогда, вместе. Хотя к тем чувствам уже примешалась завидная толика боли.
Но жадность, с которой он приник к ней обещала блаженство.
Ее теплые уста быстро вдохнули жизнь в его запавшую грудь, вытиснив горе и печаль. Разум застелила пелена наслаждения, и обида отступила. Сегодня он упьется ею, утешиться, хотя возможно всего лишь примет акт милосердия с ее стороны, ну и пусть.