Джулия улыбнулась, было приятно вот так просто быть рядом.
– Ну, может я не буду возражать… Бренсон…
– Что?
Он не видел, но отчетливо чувствовал ее смущение.
– Люби меня, как муж любит жену… – ей было очень стыдно за себя, но здесь во мраке ночи ей сильно захотелось быть ближе к нему, настолько, насколько это возможно. Лишь в его объятьях она чувствовала себя счастливой, и хотелось еще раз это испытать.
Дважды просить не было нужды
– Корюсь, – целуя ее, промычал Бренсон, – твоя сорочка совсем мокрая, давай ее снимем.
И через мгновение, мягкое, нежное тело жены было в его объятиях. Она охотно шла ему навстречу. Ее животик уже был заметен, сгладив линию талии, но его это не смущало. Он осторожно и неспешно ласкал ее. Совсем не так, как в прошлый раз. В этот раз, без гнева и обид оба чувствовали сладкую негу и предавались любви ласково и медленно.
Когда Джулия, удовлетворенная и слегка утомленная, уснула в объятиях мужа, никакие страхи больше ее не терзали. Теперь она знала, если у них все наладиться, она сможет все преодолеть. Может даже он снова ее полюбит?
Глава 27
Бренсон проснулся первый и долго смотрел на свою, спящую и прекрасную, молодую жену. Он был счастлив. Ее тонкие кисти покоились у него на плече, тихое дыхание вздымало прекрасную, налитую грудь, а простынь прикрывала только половину ягодиц. Все это так и просилось на полотно художника, но единственным, кто мог узреть этот шедевр на белом атласе – был муж. И был несказанно этому рад.
Оставалось только одно обстоятельство для полного его счастья. Он хотел услышать от нее слова любви. Нет, мстить он больше ей не собирался, но все же намеревался задать ей вопрос.
Джулия открыла глаза, и первое что увидела его счастливую улыбку. Это было словно продолжения сна, очень хорошего сна. Она тоже улыбнулась и тут же их уста слились в поцелуе.
– Я никогда тобой не наслажусь.
– Это взаимно, – промурлыкала жена в ответ, чувствуя всем телом его на себе.
– Я снова хочу тебя.
– Я твоя, – ответила она.
– Знаю, – целуя ее улыбку, ответил Бренсон, – но боюсь, как бы мы не навредили малышу.
Джулия покраснела, она совсем забыла, что в положении. С ним она забывала все.
– Ты прав, но пока я не чувствую никакого дискомфорта.
– Думаю, он еще пока очень маленький и все же я должен тебя беречь.
– Это так непривычно, – тихо шепнула Джулия.
– Что именно?
– Что кто–то хочет меня беречь…
Бренсон еще раз отругал себя внутри за все эти месяцы неразберихи, когда она должна была быть одна, вместо того, чтоб быть любимой им.
– Я все исправлю. Я обещаю, я…
– Ч-ш-ш, – Джулия обеими руками обхватила его лицо и поцеловала нежно–нежно. – Больше ничего не говори. Я люблю тебя и больше никогда не послушаю других, что бы мне ни говорили.
Бренсон почувствовал, как сердце радостно сжалось, она сказала, и он даже не просил.
– Повтори.
– Что?
–Что любишь меня.
Джулия еще раз его поцеловала.
– Люблю, люблю. Очень, очень сильно. И уже давно.
После этих слов сдерживаться больше не было сил, и они все же предались еще раз любви, хоть и не долго.
И только за завтраком Джулия вдруг вспомнила, что он собирался задать ей вопрос.
– Ты уже ответила на него, – сказал ей Бренсон, когда она напомнила. – И я думаю, все у нас будет хорошо.
Дни стали довольно безмятежными. С каждым часом супруги привязывались друг к другу все больше, и это не могло, не радовать обоих. Бренсон отложил поездку в Лондон на неопределенные строки, так как не хотел разлучаться с женой. Сам себе, дивясь, каждый день, он смотрел на нее и не мог насмотреться, любил и не мог вместить свою любовь в сердце. Она рвалась наружу, и он все время пытался как-то это выразить. Задаривал жену подарками, осаждал заботой и лаской. В мае – на ее девятнадцатилетие, муж сделал жене чудный сюрприз. Он пригласил фотографа из Лондона, и они сделали свадебные снимки, так как при обстоятельствах их бракосочетания было не до этого. Кроме этого, вручил два кулона, чудесной ювелирной роботы. Один для их совместного снимка, другой для снимка малыша. И глядя в ее счастливые глаза на день рождения, чувствовал себя чудесно. Это было счастье в чистом виде. Его больше не волновали другие женщины, они словно перестали существовать. Даже воспоминания о прошлых привязанностях были противны. Лишь теперь он в полной мере ощутил всю бездну одиночества, в которой он жил до нее. Эта жизнь была ужасна по своей природе и поэтому причиняла столько боли ему и окружающим.
– Ты сегодня чудесно выглядишь, – вместе прохаживаясь, как обычно, в это время по саду, улыбаясь, заметил Бренсон.