С месяц назад в Ельске случилось ЧП. Такое, какого лет двадцать не видывали.
Порешили пятерых — троих выпотрошили, двоих застрелили. Все местные, не старше тридцатника. Нашла их пацанва в яме, на заброшенной стройке, в километре от закрытых шахт. Полиция, срочный транспорт, привезли к Степану в морг.
Подумали на аборигенные разборки: у всех пятерых и алкоголя в крови больше, чем самой крови, и репутация так себе. Двое уже по тройке лет отмотали за кражи, остальные шли к отсидке семимильными шагами.
Из центра срочно вызвали упокойника, хотя все пятеро пока лежали тихо и во вторую форму не торопились. Полицейский некромант приехал час спустя в компании двух судмедэкспертов. Степана вежливо попросили погулять, пока взрослые дяди будут работать. Степан был понятливым, а после знакомства с Лукой — еще и не обидчивым: взял чаек и ушел в вестибюль почитать книжку.
Через час его аж подкинуло от грохота — в подвальной комнате, где, собственно, и располагался морг, кто-то играл столами в боулинг. Степан спустился вниз вместе с прибежавшим на шум дежурным санитаром.
Вовремя.
Очень вовремя.
Там как раз пятеро покойников в третьей форме уже оприходовали некроманта и добивали второго эксперта. Первый успел не только умереть по причине разорванного горла, но и встать. В компанию к остальным. Как он сумел в течение нескольких минут из первой формы войти в третью — Степан объяснить не мог, но по его описанию глаза у первого эксперта были уже как фонари и ног насчитывалось четыре.
Опознал его Степан по остаткам халата.
Санитар, с разбегу влетевший в комнату, получил на излете когтями и сполз по стенке.
Степан остатками сознания сообразил, насколько близок к собственным торжественным похоронам, дрожащими руками захлопнул двери и задвинул засов в приваренные снаружи толстые скобы, оставив внутри шестерых полноценно вставших в третьей форме, размазанного по стенам некроманта, одного потенциального вставшего и еще живого, но по сути уже мертвого санитара.
Благо, в подвале морга двери ставили еще по общим городским нормам — глухие и металлические, с запорами на всю ширину. Как раз на случай такого ЧП.
Закрыв третью дверь и активировав охранную печать, Степан вспомнил про рассказы Луки и пробежался снаружи здания, развесив слабые дежурные печати на подвальные продухи: через них, конечно, крупной твари не пролезть, но третья форма бывает разная. Червем выворачивается, правда, редко, но береженого бог бережет.
Лука хмыкнул, мысленно погладив себя по интуиции — не зря он этому вчерашнему студенту упокойницкие байки травил. Парень — молоток, сделал все правильно. Хорошо, что коллегу не принялся сдуру вытаскивать — и сам бы не выжил, и вставших запереть стало бы некому. Раскатали бы пару домов точно!
Потом Степан хряпнул спирта и под скрежет когтей и грохот таранных ударов в металлические двери дозвонился в МВД. А дальше пил и молился, чтобы двери, засовы и печати выдержали до приезда помощи.
Из города прибыла уже полная штурмовая бригада с начальником. Шесть точно вставших и один предположительный — это тревога областного масштаба.
Судя по краткому описанию главного — молчаливый, около шестидесяти, седина пятнами, — на место выезжал лично Каин.
Зачистили быстро, за полчаса. В газеты и интернет про бойню ни звука не просочилось, только короткая заметка в полицейской сводке про найденные на пустыре тела.
Со Степана взяли пачку подписок о неразглашении, похвалили за сообразительность. Откуда взялась такая грамотность в экстренной ситуации, выяснять не стали: то ли знали про знакомство с Лукой, то ли местечковый анатом мало кого волновал.
Скорее, второе.
Под подпиской про двойную бойню в Ельске он мог рассказать только кому-то с допуском. У Луки такой допуск был. С тех самых времен, о которых сегодня почему-то вспоминалось все чаще.
Вторые хреновые вести пришли от тети Лиды, которая на добровольных началах присматривала за погостом в деревне Шушенки.
Деревня была большая: жилых домов штук десять плюс дачи — этих в три раза больше, но чем холоднее, тем реже там появлялись жильцы. Еще столько же пустующих покосившихся домов, чье население уже давно обреталось поровну в двух местах — в городе и на кладбище.
Лука тамошний погост знал как свои пять: портреты древних старушек, помнивших еще ужасы царизма и принципиально докоптивших до ста лет, чередовались с фотографиями мужиков лет тридцати-сорока, которых сжил со свету зеленый змий. Погост как погост, да и Шушенки были знамениты среди знающих людей не этим. А тем, что за местным кладбищем, через полкилометра жиденького овражистого леска, лежала знаменитая Рассоха.