Люси обслуживала столик возле двери, когда в таверну вдруг вошла Элизабет Коул. Она снова была в брюках, на сей раз черного цвета, и в черном же пиджаке поверх бледно-розовой блузки. Выставляя на стол кружки с подноса, Люси с удивлением наблюдала за Элизабет – та сразу же направилась туда, где сидел Себастьян. Наклонившись к нему, она что-то прошептала ему на ухо. Себ тут же поднялся со стула, что-то сказал Джеку, а затем пошел вместе с Элизабет к парадной двери.
Люси догнала мужа и преградила ему дорогу.
– Объясни, что все это значит! – сказала она.
– Мисс Коул пригласила меня на ужин, – проговорил он с бесстрастным выражением лица.
Возможно, ей следовало оставить все, как есть, но Люси, заинтригованная, не давала Себастьяну пройти.
– Пригласила? С чего бы это? Я не думала, что ты знаешь ее.
Он со вздохом ответил:
– Я не знаю ее.
– Я не понимаю тебя, Себастьян.
– Тебе и не нужно ничего понимать, – прошептал он, дотронувшись пальцем до кончика ее носа. – Это секрет. Ведь каждый из нас имеет право на свои маленькие секреты друг от друга, не так ли? – Сказав это, Себ обошел Люси и вышел из таверны.
– Эй, бархатные глазки! – крикнул ей ковбой с соседнего столика. Он покрутил в воздухе указательным пальцем и добавил: – Принеси нам всем по кружке пива.
Люси молча кивнула и направилась к бару.
Себастьян с матерью сели за столик в самом дальнем углу ресторана, и Элизабет сказала:
– В гостинице «Палас» такой замечательный ресторан… – Не удержавшись от улыбки, Себ ответил:
– Мне он тоже очень нравится. Ведь я постоянно живу в этой гостинице и время от времени здесь обедаю.
– О, в таком случае ты, возможно, хотел бы пойти в какое-нибудь другое место? Ведь тебе, наверное, слишком часто приходится здесь обедать. Думаю, твоя жена не готовит даже для самой себя.
Себ не собирался говорить с матерью о Люси, тем более сейчас.
– Давай не будем об этом.
Элизабет опустила глаза и со вздохом проговорила:
– Как неловко…
– Не то слово! – Внимательно разглядывая мать, Себ заметил светло-золотистые пряди у нее на висках. Чтобы они оба почувствовали себя более непринужденно, он спросил: – Откуда этот рыжий цвет в твоих волосах? Мне казалось, ты была темнее.
– Правда? У меня когда-то были золотисто-каштановые волосы, но они немного посветлели, а потом им вдруг вздумалось частично поседеть.
Мысленно возвращаясь в прошлое, Себастьян вдруг вспомнил эпизод из детства: освещенная яркими лучами солнца, мать стоит во дворе и развешивает на веревке выстиранное белье, прикрепляя его прищепками. И будто с ее головы слетают блестящие искорки, освещающие все вокруг, словно волшебные фейерверки. А может, именно поэтому его всю сознательную жизнь так тянуло к рыжеволосым женщинам? Возможно, это влечение к рыжеволосым объяснялось тем, что он неосознанно искал в женщинах свою мать.
– Послушай, Себастьян, – тихо проговорила Элизабет, возвращая его в настоящее, – если ты не возражаешь, я бы хотела расспросить тебя кое о чем.
Тут подошел официант с бокалами коньяка. Когда официант удалился, Себ ответил:
– Что ж, пожалуйста. Ведь надо с чего-то начать… Только потом я тебя кое о чем спрошу.
– Договорились. – Подняв свой бокал, Элизабет прикоснулась им к бокалу Себа. Сделав небольшой глоток, спросила: – Что привело тебя в Эмансипейшен?
Не собираясь выдавать матери своих секретов, он сказал:
– Деньги, что же еще?
– Ты давно здесь живешь?
– Меньше года. – Себ тоже пригубил из своего бокала.
– А до этого?
– Жил в Денвере, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Там, где ты меня бросила.
Элизабет тяжело вздохнула:
– Ты считаешь, что на свете не может существовать причина, которая оправдала бы мой поступок?
– Да, – кивнул Себастьян.
– Вот именно поэтому я все эти годы и не пыталась встретиться с тобой. Я знала, что ты не поймешь меня, – я и сама до последнего времени себя не понимала. Ты хотя бы позволишь мне все тебе объяснить?
Себ равнодушно пожал плечами и сделал еще один глоток коньяка.
Расценив его молчание как знак согласия, Элизабет спросила:
– Ты помнишь время, когда мы занимались разведением скота? – Он кивнул, и она продолжила: – Время от времени в стаде встречалась молодая телочка, которая не знала, что делать со своим первым теленком, даже не кормила его. В таких случаях нам либо приходилось кормить теленка из соски, либо подыскивать ему корову, недавно отелившуюся мертвым теленком. Женщины в этом отношении ничем не отличаются от животных.
Себастьян внимательно посмотрел на мать, пытаясь сообразить, к чему она клонит.
– Ты сравниваешь себя с коровой?
Она рассмеялась и снова сделала глоток коньяка:
– Я просто хочу этим сказать, что некоторым женщинам не дано стать настоящими матерями. Такой вот у них недостаток.
– Но зачем же ты тогда выходила замуж?
– Ах, Себастьян, я никогда бы не вышла за Калеба, если бы не ты.
Себ с удивлением уставился на мать. Элизабет же, опустив глаза, продолжала:
– Знаю, что это звучит довольно глупо, но видишь ли… Когда мы с Калебом только познакомились, он был очень энергичным и напористым. Ты уже взрослый человек, так что сам сделай выводы.
Тут до Себа дошел смысл сказанного, и щеки его залились краской. Вскинув вверх руку, он привлек внимание официанта и жестом дал понять, что заказывает еще две порции коньяку.
– Это вовсе не значит, что я не любила тебя, – продолжала Элизабет. – Или что не люблю тебя сейчас. Просто ты требовал от меня больше, чем я могла тебе дать. И, уехав, я полагала – по крайней мере надеялась, – что Калеб снова женится и у тебя появится мать, которую ты заслуживаешь.
Себастьян невесело рассмеялся:
– Как тебе уже известно, все вышло не совсем так. Получилось, что моей новой мамочкой стал взрослый парень, который научил меня вытаскивать из чужих карманов кошельки и жульничать, играя в карты. А больше – должен признать – мне нечем похвастаться.
Официант принес им еще два бокала коньяка и спросил у Себа:
– Вы будете заказывать ужин?
Не имея представления, какое в ресторане дежурное блюдо, и не испытывая ни малейшего желания поужинать, Себастьян, пожав плечами, ответил:
– Да, дежурное блюдо, пожалуйста.
– Мне тоже, – сказала Элизабет, даже не заглянув в меню. Когда официант удалился, она сказала: – Пусть ты не можешь меня понять, но я хочу, чтобы ты уяснил следующее: для меня очень важно познакомиться с тобой получше. Узнать, каким человеком ты стал. Разумеется, если ты мне это позволишь.
Себ не был по натуре жестоким человеком. Будь он таким – давно бы уже выгнал Люси с ее семьей на улицу. И сейчас он тоже не хотел проявлять жестокость. Хотя его сердце до сих пор жгла обида на эту женщину за все, что ему из-за нее пришлось пережить.
– Хорошо, согласен. Не возражаю. Я тоже хотел бы узнать тебя получше.
Серые глаза его матери стали добрее и печальнее – словно легкий туман навис над темной гладью озера. Она задушевно проговорила:
– Я очень ценю это, Себастьян. Я хочу, чтобы Мэри со своими подругами отправлялась в Денвер без меня. А я лучше уеду отсюда на поезде, который отбывает во вторник. Это время, вплоть до ее выступления в клубе социальных реформ, которое состоится в Нью-Йорке в следующем месяце, Мэри вполне сможет обойтись без меня. Если я останусь здесь еще на несколько дней, я не помешаю тебе?
Что он мог на это ответить? Сказать: «Поскорее убирайся, чтобы я тебя больше здесь не видел»? Или обрадоваться, как любой сын обрадовался бы своей матери? Чего, собственно, он хотел на самом деле? Себ неожиданно подумал, что впервые в жизни мать поставила его желания выше своих собственных. Она только что сделала ему бесценный подарок. Расстанутся они или будут вместе – теперь решать ему, а не ей!