Выбрать главу

А вот третий экземпляр… Что делать с этим парнем, Корнелиус знал совершенно точно. Абсолютная невосприимчивость любой магии! Уникум! Таких не то что в Багванне – по всем Соединённым Королевствам днём с огнём… Непаханое поле для всевозможных экспериментов. Парень просто обязан был остаться и поработать для научных изысканий Корнелиуса и его первенца – Прима. Прим давно и глубоко увлекался теоретическими основами практической магии и имел навыки практически всех видов чародейства. Его коньком были целительство, ментальная магия и водяная стихия. Его живая вода расходилась на вес золота, так как действительно излечивала любые ранения, не оставляя шрамов. Единственным условие было наличие жизни у пациента. И только Корнелиус знал, что вода эта намного дороже презренного металла, так как после приготовления порции живой воды, Прим восстанавливался не меньше недели, теряя способность к магии, становясь абсолютно беззащитным к любому магическому воздействию. Так вот, живая вода, влитая в Адриса, всё же подействовала, так что теперь старый маг подозревал, что некромагия всё же могла причинить вред непробиваемому подопытному, но проверить не мог,

Итак, подобьём бабки – как ни крути, неразлучная тройка просто обязана находиться под личной опекой и защитой Магистра Корнелиуса, и если девочки сами рады были предложению стать ученицами и со всевозможным рвением принялись за учёбу, то Адриса следовало уговорить…

То, что представлялось самым сложным, оказалось как раз легче всего – парень как будто ждал предложения остаться и поработать на благо общества. Когда Корнелиус озвучил сумму жалования, тот чуть в ладоши не захлопал – тут ещё и деньги платят? Как-то само собой получилось, что Великий Маг, Магистр и прочая… и прочая… стал для этой троицы дядей Кором. Он проводил с ними практически всё своё время, отвлекаясь лишь на индивидуальные занятия с остальными учениками, и в конце концов поймал себя на мысли, что никогда он ещё не чувствовал себя так… уютно? в своём поместье. Как будто вернулась молодость, и он в кругу своей первой семьи, весело подтрунивают подросшие дети, и хочется думать о приближающейся старости, как о возможности наслаждаться общением с внуками, правнуками… Подозрительно проверив магический фон и не обнаружив следов ментального воздействия, Корнелиус успокоился, умиротворённо глядя на играющие в камине языки пламени…

Джурайя

…Бедный дедушка Цень! Откуда ему было знать про все эти упражнения? Он небось и слов-то таких не знал. Я оказывается могу подогреть чашку чаю на другом конце комнаты, и ни капли при этом не ослабев! Супер! И про вторую инициацию он оказывается ошибался… То есть не ошибался. Просто не знал, что появились новые техники медитации, что теперь я могу контролировать свой дар! И я смогу выйти замуж, и нарожать детей, и заниматься магией сколько пожелаю!!! Ведь сколько оказывается за последние двести лет было женщин-магов. Силы, правда невеликой, наверное всё равно после второй инициации что-то теряли, но ведь были! Элька ходит важная, как павлин, перья растопыривает! Еще бы, у неё оказывается помимо уникального дара ещё и врожденное красноречие и идеальное чувство стиля. Кстати, читать она ещё в детстве научилась, ведь лично графу прислуживала… Меня Цень грамоте учил, и счёту. Поэтому я довольно просто справляюсь с векторным построением удалённого заклинания, практически не задумываясь. Вчера Эльку за… мягкое место, в общем, ущипнул один, из прислуги. За служанку принял. А я ему через весь двор без всяких пассов это самое место подпалила. Как он орал! Вот оно – счастье – незаметно надрать жопу наглецу. А потом с грустью сказать – Единый – он всё видит… Дядя Кор… то есть Магистр Корнелиус, так хохотал, что даже забыл наказать нахала. Его Прим наказал – не стал лечить. Тот так и не присел ни разу за всю неделю – пока само не зажило. Вообще, мне всё нравится. Даже удивительно, что всё так хорошо. Не верится. А ещё дядя Кор разрешил мне ходить в штанах, если мне так нравится. Только попросил не позорить его седины бомжеватым видом (кстати, надо его спросить – а что это?) и пригласил портного, который настрочил мне целый гардероб с брюками, блузами и туниками самых разных фасонов. Мой самый любимый комплект – штаны и куртка из тонкой кожи, прилегающие к телу. Под куртку идеально ложится перевязь с ножами, а в высокие голенища сапог можно в разных местах спрятать до десяти единиц колюще-режущих предметов – от банального ножа до метательных звёздочек, наподобие тех, что учил меня метать дедушка Цень. Правда, бывает жарковато, и тогда я одеваю суконные брюки, широкую блузу и лёгкие туфли. В таком наряде Адрис называет меня чучелом огородным и привидением и просит, чтобы колокольчик на шею одевала, а то он видите ли пугается, когда я неожиданно сзади подхожу…

– Джу! Евпатий-Коловратий!… Чего подкрадываешься – заикой остаться можно!

– Ну вот что, Рыся, ты когда свою лютню терзаешь, к тебе полк в полном доспехе незаметно подкрасться сможет. Как глухарь, честное слово. Ходили мы как-то с отцом на эту птичку – даже убивать не стала. И отцу не дала – орёт благим матом, глаза закатил, а думает, что шедевр создает и слух всем на милю вокруг услаждает. Ну прям как ты. Кстати, чего ты орал-то? Проори ещё раз. Слова хочу послушать.

– Сто раз просил, не называй меня Рысей!

– А как тебя назвать – Рисом? Белым золотом Поднебесной Империи?

– Да иди ты! Хоть горшком назови… – Адрис насупился и сердито засопел.

– Да ладно. Спой песенку, Элька давно послушать хочет, а ты все время с лютней по углам прячешься.

– Искусство требует уединения. – важно изрёк Адрис, искоса поглядывая за произведённым эффектом. – Ну ладно, зови свою любопытную, Так и быть, спою…

Едва дождавшись запыхавшуюся Элию, Адрис неожиданно перекинул лютню через плечо, обхватив гриф правой рукой, и отчаянно фальшивя в аккордах, но с самоотверженным вдохновением затянул:

О, Фан! Сказать так много я тебе хотел Холодными и стылыми ночами: Все, что тревожит, что печалит, Как от тебя я быстро захмелел.
Как я в тебя, единственную, верю, Как я дышу тобой в минуты единенья, Что ты мой сон, мой разум, вдохновенье… Но муза вышла, тихо скрипнув дверью.
Хотел я петь твоей смешной улыбке, И волосам, что золото пшеницы… Но не ложатся песни на страницы, Ведь все сравненья призрачны и зыбки.
Я чувствую не стройными стихами – Все беспорядочно, и кровь мою волнует. Скажу одно – тебя люблю я – Простыми и понятными словами!

При последних надрывных звуках смолкли даже комары. Через мгновение кошки, чувствуя конкуренцию, безумным ором сплотились против музыканта, а дворовые шавки, возмущенные кошачьим произволом, зашлись в хриплом лае, срывая собачьи глотки. Подруги застыли в оцепенении, подтянуть нижние челюсти не давали ослабшие мышцы лица. Элька нащупала холодными пальцами Джурайев рукав и попытала утереть им нос.

– Поднебесные веники… – Джу невольно растерялась.

– Мамочки… Какая любовь! – Элька вскинула на подругу полный удивления взгляд.

– Угу… А страсти то какие! И кто сия Фан? Она-то слышала?

– Да была как-то, проездом. Загадочная. Вроде из Поднебесной, но по-нашему чисто говорила… Я-то думал, всё, на всю жизнь, а она даже попрощаться не пришла… Вот, с тех пор и сочиняю, чисто для себя. Понравилось, да? – с надеждой спросил несчастный влюблённый, заглядывая девушкам в глаза, – А хотите – я ещё спою? У меня есть ещё парочка баллад.

– Э-э-э… Потом. Слишком много сразу вредно. Сейчас мы с Элей ПОЙДЕМ, всё осмыслим, а ты пока репетируй, репетируй…