– Заткнись, или я отрежу тебе язык! – Резким движением Дениел развернул пленника лицом к себе. – Какое ты имеешь право вспоминать о них!
– Язык, – усмехнувшись разбитыми губами, Смит сплюнул на бетон кровавый сгусток. – Бери глубже. Ты один. Неподготовлен и слаб. Вдобавок ранен. Ну, есть пара бирюлек, это что, арсенал? Они найдут тебя, а когда прижмут к стенке, вырвут сердце и протащат как шоу по всем каналам в прайм-тайм, где ты будешь умирать вновь и вновь в бесконечных повторах под хруст кукурузы и борьбу за рейтинги. Приятного аппетита! В этой стране это любят. Кому ты что хочешь тут доказать? Справедливость? Честь? Этому стаду? Они плевали и растерли! Это мир варваров, Ден. Он не наш с тобой, очнись! Неужели ты так ничего и не понял? Изменить можно все: свергать царей и возносить императоров, плавить горы в желе, изобрести чертово бессмертие, наконец. И как ты этим правом воспользовался – превратился в простого налетчика, бомбилу вне закона? Тьфу! Ты живое тому доказательство, Ден, человека нельзя изменить. Нельзя перебить всех этих сраных тараканов в наших чертовых башках, мать твою! Слышишь меня?
– Это часть плана. Уже поздно что-то менять.
– Все-таки ты сумасшедший сукин сын! Надо было тебя грохнуть, как предлагало начальство!
– Предпочитаешь пулю или, может быть, топор? – Присев на корточки, Дениел положил на пол пожарный колун и стал рыться в раскрытом ящике с инструментами, стоявшем тут же. – Вы сами меня таким сделали, думаешь, я этого хотел?
– Это нарушение протокола, твою мать! Что ты творишь? Опомнись! Мертвецам безразлична месть, Дениел!
– Мне нет, – ответил Дениел, замахиваясь топором.
В это мгновение Смит преобразился. От недавнего испуганного и жалкого человека не осталось и следа, на смену ему пришел тренированный оперативник. Вскочив на ноги, словно разжавшаяся стальная пружина, Смит отпрыгнул в сторону. Дениел, не успевший остановить замах, со всей силы ударил лезвием топора по бетонному полу, выбив сноп искр.
Пленник, не теряя ни секунды, на полусогнутых ногах бросился к выходу. Но Дениел не спешил бросаться в погоню, с улыбкой закинув топор на плечо.
– Ты зря стараешься, приятель. Дверь закрыта, а ключ у меня, – Дениел демонстративно похлопал себя по нагрудному карману. – Так что не пытайся убежать, только вспотеешь перед смертью!
Но Смит не слушал похитителя, отчаянно пытаясь выставить железную дверь, бросаясь на нее всем телом. После нескольких безрезультатных попыток оперативник судорожно огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на щитке пожарной сигнализации, где за стеклом, покрытым красной краской, притаилась выпуклая кнопка с надписью «FIRE». Дениел сразу же понял замысел Смита, но было поздно.
– Ааааа! – взревев подобно раненому льву, оперативник с разбегу ударил головой в щиток. Брызнули осколки стекла, противно завыла сирена.
– Тварь! – Дениел подбежал к сползающему по стене Смиту и с силой ударил его ногой в спину. Раздался противный хруст, тело оперативника мешком рухнуло на пол. Перевернув Смита лицом к себе, Дениел с ненавистью посмотрел в стекленеющие глаза оперативника. – Жаль, что я не убью тебя медленно, как я планировал с самого начала.
Смит не ответил, жизнь уже покидала его тело.
Дениел посмотрел на часы, у него оставалось всего несколько минут, прежде чем сюда приедут пожарные. Но он был готов к подобному повороту событий и давно запасся дюжиной галлонов бензина.
Дениел стоял на пирсе и сверху вниз неподвижно смотрел на медленно тонущий в бурлящих водах озера Мичиган «Додж Стентон», включенные фары которого делали его похожим на глубоководный батискаф океанской экспедиции. Словно вместе со старым автомобилем, ставшим могилой для Смита, исчезала вся его прошлая жизнь. Еще один сожженный мост. Наверное, так оно и было. Смит вынудил отойти от первоначального плана, закрасить стену и спокойно уйти, оставив пустующий ангар пылиться без дела. Нужно было срочно уничтожить все улики. И пожар стал идеальным прикрытием.
Окружные коронеры, которых через несколько часов наверняка вызовут «порыбачить», спишут случившееся на очередную бандитскую разборку. А они? Что ж, пусть воспримут это как вызов. Такой и подобает быть могиле убийцы и предателя, провожаемого в преисподнюю визгливыми криками чаек, кружащихся над водой белыми пятнами, словно души былых утопленников, принимающих к себе собрата. Холодной и безымянной.
– Холодной и безымянной, – вслух повторил Дениел.
А какой будет могила для него самого? Что выведут на безликой плите, каких сотни на грейслендском кладбище: убийца, маньяк, враг народа? И выделят ли ему могилу? Не станет ли его пристанищем отхожая выгребная яма, коей удостаивали безымянные трупы висельников, отведавших обжигающих объятий петли? Никакого «От любящей Лизы» – теперь-то о нем уже некому позаботиться. Его жена давным-давно спит, а дочь… О дочери Дениел старался не думать. Что ж, значит, таков чей-то жребий. Пускай это будет головной болью кого-нибудь другого.