— Угу. С распоротым животом и ливером на весах. Убей своих гадов, нужник.
«Не надо… Прошу…», — голос, пробившийся сквозь плиты залы, был древнее первого утра Мира. Чище первой росы. Наивнее первого желания ребёнка. Мудрее прощального веления учёного старца.
Аватар коротко рыкнул, сцепляя клыки, усилием воли гася ярость. Проклятье, Магия — ярая противница насилия, и эльф не имеет права её предать.
— Обездвижить? Лишить силы? Усыпить?
— Колодец слишком сильный, за его фоном я не различу либров! Я не смогу им помешать отсюда! — жрец говорил правду. Аватар знал, что Магия предупредила бы о лжи.
— Она сама может?.. — Вилль кивнул на Колодец и осёкся. Может, но не станет. Душа Мира никогда не причинит вред живому существу. Она знала, что с магами сделают стражники, а потом — имперские палачи. — Отпусти её.
— Никогда! — маг завопил так, что Вилль сморщился. — Столько лет уговоров, и всё напрасно?! В Северинге можно основать потрясающую лабораторию! Сила науки пробьётся через тернии к звёздам! Это будет…
— Я вам скажу, что будет! Власть захватит кучка выродков, которые расплодят свою псарню! Наш мир загадят, в другой пойдут! Так и будут… шляться, пока их не прищучит кто сильнее!
Жрец будто забыл, что перед ним враг. Сжал плечо нелюдя стальной хваткой, жарко зашептал, убедительно.
— Арвиэль, послушай… Послушай… В Скадаре есть люди, которые исследуют гены… Это… Это память тела. Из твоей крови можно возродить расу аватар… Не сразу, через несколько лет… Но ведь ты подождёшь? Подождёшь, Арвиэль?
…Небесный флот эльфов-оборотней, пронзающий солнечные копья, ныряющий в лунный плащ. Камнем падая вниз, поймать воздушный поток и скользить, покуда ветер держит крылья. Свободные, сильные, непобедимые. Почти, но и этот изъян поправит колдовство. Сотни и тысячи аватар.
В сердцах которых поселились демоны.
— Нет. Отпусти её.
— Идиот! Если отпущу, мы погибнем! Ааа! — жрец схватился за дыру вместо левого уха.
— Выбирай, как.
Хладнокровного северянина не смущала каменная взвесь, туманом окутавшая залу, гораздо больше мешал грохот. Уши заложило, и боль толчками отдавалась в висках, мешая прислушиваться к словам заклинания. Но он чувствовал ликование Магии. Смерть, достойная аватара. Факт, шушеля мать! Одна нотка недовольства Альтеи, и Вилль срубил бы жрецу второе ухо, затем нос. Так и объяснил. Судя по жалобному выражению лица, Теофан поверил.
Пентаграмма выцветала руна за руной, линии, прежде сочные, завибрировали, оборачиваясь бесполезной дымкой, и растаяли. По зале прокатился вздох облегчения, нежность которого изрядно подпортил медвежий рёв.
— Ты дурак! Дурак!!! — из глаз жреца брызнули неподдельные слёзы.
— Может быть, — и резко свернул человеку шею. Теофан боится боли, а умирать придётся долго…
Аватар закрыл глаза. Сыплющая с потолка пыль превратилась в град, больно молотивший по плечам, но почему-то щадил макушку. Вот и всё. Когда Храм рухнет, магам ничего не останется, кроме как убираться восвояси. А, быть может, их либры пусты, и горожане одержат победу.
Отчего-то вспомнилось новогоднее пожелание Тай-Линн, и Вилль улыбнулся. Да, оно сбылось! Теперь остатками росписей будет любоваться Альтея. Летом под щебет птиц отправится Леська в лес за ромашками, и на полянке её встретит Тиэлле. Или на Истринку, когда солнце уже распугало комарьё, но ещё не вскипятило воздух, и поймает самого большого леща. А Вилля ждёт верный Симеон по ту сторону летописи, завершённой точкой. Грустно, что Привратница забрала его так рано, и всё же… Спасибо, Кружевница, за последний Новогодний ужин.
Грохот нарастал, камни сыпались чаще и стучали ощутимее. Потолок застонал, расходясь трещинами, обрушиваясь лавиной. Вилль ждал.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять…
Он открыл глаза. Перед ним стояла женщина, молодая и простоволосая. Из одежды на ней был только белый сарафан да пушистый венок, но Лесничей не было холодно.
— Уходи. Быстрее.
Словно под гипнозом, Вилль начал подниматься. Сперва медленно, очухавшись, резко выпрямился и треснулся затылком обо что-то твёрдое. Вилль посмотрел и понял — бред. Полный. Он умер и таково его бредовое посмертие. Заслужил. Симки, к сожалению, не обнаружилось, зато в воздухе висела каменная глыба величиной с наковальню. Вокруг неё россыпью застыли ещё с десяток помельче, а потолок украшала дыра в обрамлении паутины трещин. Каменный сор, пыль мутной взвесью дополнили посмертный пейзаж.