Ожесточённо работая локтями и не гнушаясь пинком, знахарка целенаправленно прокладывала дорогу в водовороте: бездушном, бессмысленном, вонючем. Небо застил дым, к земле редея и мешаясь с густым запахом пота да тонким, липким — страха.
— Дура! — крикнули вслед, когда знахарка шмыгнула в улочку. Может, и дура — Боги рассудят.
Непривычно пусто было на улице Ремесленников, только скулила где-то позабытая на цепи собака да тоненько плакал в доме ребёнок. Не все сумели покинуть опасное место, а кто пожалел добро.
Алессу привлёк звон и грохот, и тревога пополам с любопытством одержали верх. Переступила порог и ахнула: в посудной лавке Гордия вовсю орудовал медведь. Сам хозяин созерцал потолок остекленевшим взглядом, широко раскинув руки. Его пояс вместе с тяжёлым кошелем был теперь на звере. Знахарка узнала ряженого, что катал в карете Зимушку и Весну, разбрасывая гулякам леденцы и баранки.
— Игнат?!
Горшечник стащил медвежью голову, и окинул знахарку непривычным, по-медвежьи тяжёлым взглядом. Кто пришёл в мой малинник? Сердце захолонуло, и Алесса на негнущихся ногах попятилась. Вот порожек миновала…
Она не ожидала такой прыти от мужчины, привычного к размеренной, неторопливой работе. И силы. С размаху приложив затылком о бревенчатую стену — так, что клацнули зубы, а из груди выбило дух — сжал её горло пальцами в когтистой перчатке. Игнат душил молча, будто не видя, кого. Только на щеках ходили желваки. В глазах у знахарки стремительно темнело. Она уже не брыкалась, а бестолково болтала ногами, когда внезапно хватка ослабла, и Алесса кулем шлёпнулась в снег, беспомощно глотая воздух горящим горлом. Но состояние Игната было ещё плачевнее — с метательной звездой в затылке не живут.
— Стервь! — гномка Сатина презрительно цыкнула, поворотила козла и дальше отправилась вершить справедливость.
Немного времени надо оборотню, чтобы восстановить силы физические, душевный покой устаканивался чуть дольше. Теперь она двигалась со всевозможной осторожностью: короткими перебежками, замирая и озираясь. Судя по вскрикам и звону, не только Игнат покусился на чужое, но Алесса обходила беду стороной. Если Феодора ушла, то и ей придётся ворошить чужое добро, безжалостно рассыпая по полу и топча ненужные сейчас, но с таким трудом собранные травы. Боги рассудят…
Окна орочьей избушки были целы и слепы, однако, пантера чуяла, что дома кто-то есть. Подошла к крыльцу, и из-под него раздался детский плач, казалось, рвущий душу. Знахарка попятилась, когда на неё уставились два апельсиновых глаза с вертикальными зрачками. Маленький шушель выбрался и сел на ступеньку, лапкой намывая мордочку. Был он похож на седого котёнка с огромными ушами и длинным крысиным хвостом с кисточкой на конце. Шушель заплакал вновь, демонстрируя непомерно широкую пасть, усаженную игольчатыми клыками. «Покойника оплакивает», — Алесса похолодела.
— Пшшёл! — она безбоязненно пнула тварь, и тот мстительно захныкал уже в саду возле яблони-кумачёвки.
Девушка зашла в незапертую дверь… и едва увернулась от кочерги и лопаты одновременно.
— Спятили?!
— Алесса?!! — женщины опустили орудия убиения невинных оборотней. Лицо Рениты в темноте казалось голубым, а Ксандрины глаза мерцали гнилушками. Птичница первой взяла себя в руки.
— Алесса, что происходит в городе? Напали? Война?
— Где дети? — перебила знахарка, обращаясь к дриаде.
— С Раддой в спаль… Алесса!
Чёрный волосы стегнули воздух будто плетью. Девушка метнулась в спальню, но на пороге замерла, смущаясь собственного порыва. Радда, сидя на кровати, укачивала спящего Раина, рядом с ней в обнимку с Мурчаной свернулась Ира. Маленькая некромантка неодобрительно прижала палец к губам.
— Я всё знаю. И верю им так же, как и тебе, — спокойно сказала дриада. Ренита горько усмехнулась.
— В городе идут бои. Это долго объяснять, но… На Северинг напали, и на улицу лучше не выходить — вас с детьми задавят.