Ничего, надо будет — разберутся, подумал Антон Егорович. И окончательно успокоился.
Зосимов открыл глаза. Белизна потолка рождала ощущение пустоты и отчаянной безысходности; спасаясь от белизны, взгляд метнулся в угол и остановился на причудливом буром пятне. В нем было что-то живое, притягивающее. К бурому пятну, похожему на силуэт крокодила, короткими перебежками, замирая и меняя направление, подкрадывалась муха. Самая натуральная живая муха — не плод кошмарной фантазии. Зосимов с возрастающим интересом следил за ней, страстно желая маленькому существу перехитрить здоровенного бурого крокодила.
Постепенно крокодил превратился в неряшливый след протечки, в нос ударил въедливый аптечно-больничный запах. Зосимову казалось, что он окончательно пришел в себя. Он лежит на твердом топчане, голову стягивает тугая повязка, тупая боль затаилась в глубине. Он попал в больницу, и теперь все будет хорошо. Зосимову захотелось говорить; увидеть перед собой внимательные, участливые глаза врача и рассказывать… Что рассказывать?
Память выталкивала обрывки воспоминаний, словно прокручивала фильм, склеенный из случайных кусков пленки. Вибрирующее зудение насоса рождает тонкую струйку воды из резинового шланга… ощущение холодного стекла на губах, нестерпимое жжение в разбитом рту, запах коньяка, обволакивающее тепло внутри… перед глазами настырно маячит ствол березы, измазанный кровью… какой-то человек подносит нож к его лицу, и он покорно вынимает из кармана автомобильную свечу… с пальцев опущенной руки падают на землю капли крови, обволакиваясь пылью… гулко кричит невидимая птица… дорога, дорога, успокаивающее движение в никуда.
Белый потолок дрогнул и стал опускаться. Все ниже, ниже… Зосимов погрузился в белизну.
— Фамилия! — прозвучало в пустоте. — Как ваша фамилия?
— …осимо…
— Не поняла я…Фа-ми — ли — я!..
— …симо…
— Нажрутся, паразиты, а потом уж и фамилию свою не выговорят, — проворчала Батурина, вписывая в журнал: Максимов. Ну да, вспомнила она, инвалид тоже называл его Максимовым. Или Анисимовым?.. Да какая, в сущности, разница.
Она вошла в кабинет Тюрина, и молча положила перед ним журнал. Пусть подписывает, зануда.
Тюрин стал читать вслух и с выражением:
— Гражданин Максимов доставлен попутным транспортом в 0 часов 40 минут… Ага, попутным, значит. А кто доставил? Фамилия? Адрес?
— Что ж вы, Никита Петрович, сами не поинтересовались?
— Это ваша святая святых, уважаемая Лариса Ивановна… Пойдем дальше. Запах алкоголя… так… у больного множественные переломы грудной клетки, травмы конечностей, в полости рта… Чего там в полости рта?
— Зубы выбиты, — буркнула Батурина.
— Так бы и написали… Открытая рана в теменной области черепа. Не исключается сотрясеиие мозга. Тут вы как в воду глядели.
— Ваш диагноз, между прочим.
— Это предположение, а не диагноз, между прочим… Оказана первая помощь, вызвана «скорая» для помещения больного в стационар, где он получит квалифицированную диагностику и курс лечения… О квалифицированной диагностике могли бы и не писать, мы тоже не чеховские коновалы.
— Кто это вас так расстроил, Никита Петрович? — елейным голоском спросила Батурина.
— Приглядите за больным, — посоветовал Тюрин, возвращая журнал. — А то как бы он квалифицированно не сверзился с топчана.
12
— Жаль все-таки, что пятница накрылась, — грустно сказал Грищенко. И знаешь, я заметил: стоит только губищу раскатать, настроить себе планов один слаще другого — обязательно случится какая-нибудь хреновина, и все планы псу под хвост.
— Закон подлости, — согласился Вася.
— Точно. Вот ты, к примеру, на что сегодня нацеливался?
— За меня обычно жена нацеливается. Она у меня снайпер в таких делах. Прямо с порога ставит оперативную задачу: воды в бочку натаскать, в крольчатнике дырку заделать, сынку-охломону врезать по-отцовски за очередную двойку. Мне мозги сушить не приходится.
— Кто как себя поставит, — подумав, сказал сержант. — Чем в отпуске займешься? У тебя ведь тоже со среды?
— Со среды, — подтвердил Вася и усмехнулся. — Хотел было слетать иа Канарские острова, понежиться на тамошних пляжах, но жонка визу не дает, говорит, в хлеву понежишься, там работы как раз на месяц. Ну, если выкрою время, переберу свой «Урал», может, покатаюсь еще.
— А я к брательнику, — мечтательно сказал Грищенко. — Возьму Надюху под крыло — и в Осташково. Там озера, леса незатоптанные… Знаешь, какая рыбалка в тех краях? Что ты… А грибы…
— Что это за туристы? — пробормотал Вася, углядев далеко впереди белую «Волгу» и двух мужчин на обочине.
— В самый раз на нашем километре, — определил сержант. — Здесь мы и повстречали того покалеченного чудика.
— На нашем, — подтвердил Вася. — Гляди, чего это они так быстро засобирались?
Мужчины опрометью кинулись к машине. Едва за вторым успела закрыться дверца, «Волга» рванула с места, набирая скорость.
— Как ты думаешь, они разглядели нашу машину? — спросил Грищенко.
— Потому и драпанули, что разглядели.
— Очко заиграло, значит. А мне хотелось поговорить с ними кое о чем… Ну-ка прибавь!
Вася прибавил, да так, что у преследователей зубы застучали от непрерывном тряски на выбоинах проселка. Для «уазика» такие дороги — родная стихия, а «Волга» — королева на гладкой бетонке. Проселок уравнивал шансы. Но бывший раллист Вася был классом повыше того, кто вел «Волгу». Расстояние между машинами стало медленно сокращаться.
…Пять минут назад у Худякова сдали нервы. Востроглазый Серый первым разглядел желто-синюю раскраску «уазика».
— Милиция… — прошептал он и лихорадочно стал озираться — куда бы дернуть от греха подальше. В нем сработал инстинкт зайца, застигнутого врасплох.
— В машину, дурак! — рявкнул Худяков и побежал к «Волге».
Так и есть, подумал он, прибавляя и прибавляя газ, поглядывая на стрелку спидометра, которая с такой раздражающей медлительностью ползла вправо. Застукали, гады. Мужика, подобрали, он рассказал о нападении, дал словесные портреты — все путем, все по науке. А в милиции как раз ориентировочка свежая. Михаил Худяков и Сергей Чуркин — бегуны на длинные дистанции, опасные преступники. Приметы сходятся тютелька в тютельку. Надо быть последним идиотом, чтобы не сопоставить эти два события. Остальное — дело техники. Блокировка на въездах в город, патрульные машины с рациями и прочие ментовские хитрости. Обложат, стянут петлю — и финиш. Автоматы в рыло смотрят, клацают наручники. Тоска…
И все из-за этого недоноска. Связался с ним на свою голову. Вытащил бумажник и рад до смерти. Порядок, говорит. Ну, порядок так порядок. Поверил придурку… Само собой, права и техталон у него были в заднем кармане. Там они и остались на нашу погибель.
Какой вариант намечался!.. Пока то да се, пролетели бы мы птичкой мимо поста ГАИ и в город с песнями. Проводнику червонец сверху, садись в вагон и поезжай за туманами.
— Вроде догоняют, — сказал Серый.
— Для того и гонятся, чтоб догнать, — назидательно ответил Худяков. Загнанный, несчастный вид напарника доставлял ему мстительную радость.
— Может, еще поднажать?
— Поднажал бы я тебе, сучий потрох… Коленкой на шею.
— Догонят ведь!