Кооператив, конечно, закрыли, а Тюрин побрел опять в клинику, откуда его так неохотно отпускали. Но слава, как известно, бежит впереди человека, и блудного сына отвергли, пошпыняв напоследок цитатами из Гиппократа.
«Твоя машина? — опросил он, переводя разговор на нейтральную тему. «Нет, чужая, — заржал Пахомов. — Гляжу, стоит. Дай, думаю, прокачусь» — «Ну и почем нынче «опели» в наших широтах?» — «Насчет наших не скажу, а в Кельне я выложил четыре тысячи марок, оттуда и пригнал. Машинка так себе — не шик. Задумал продать, малость поднапрячься и купить «вольво». Через две недели еду в Стокгольм — знакомиться с тамошним здравоохранением, надеюсь, проверну это дело». — «Кельн, Стокгольм… Где же ты работаешь?» — «Ну, милок, начальство надо знать в лицо! В главке тружусь, командую отделом». — «Каким ветром занесло тебя в главк?» — «Попутным, милок. Партия послала… Ты, надеюсь, вступил?» — «Да как-то не подумал». — «Ну и дурак. Думать — оно полезно». «Так из нее, наоборот, больше выходят». — «Выходят даже не дураки — клинические идиоты. Начитались дешевой прессы, вот и потянуло на красивые жесты. Аукнутся им еще эти дурацкие заявленьица, попомни мое слово… Ну да ладно, мне пора. Заходи как-нибудь. Месяца через два, я как раз вернусь. Хотя нет, придется сразу же лететь в Италию, сопровождать шефа на конференцию. В общем, созвонимся. Чао!»
Пашка Пахомов… Это же надо! Известный охломон, институт чудом закончил — вечно висел на волоске за неуспеваемость. На последнем курсе занялся общественной работой и, говорят, удачно женился — на дочери некоего туза. И вот тебе сюрприз — деятель здравоохранения, за кордон катается, как на дачу. Дает понять, что как бы и устал от этого. «Опель» — машинка так себе, хочется для разнообразия пересесть в «вольво»… Ну не гнида ли?.. Заходи как-нибудь. Если я уже приеду из Швеции, но еще не улечу во Францию, уделю тебе пару минут. Так и быть, презентую разовую зажигалку и — с жеребячьим смешком — упаковку презервативов из автомата в общественном стокгольмском туалете. Неплохо устроился товарищ, неплохо. Видимо, партии было наплевать, что товарищ весьма смутно уясняет разницу между желчным пузырем и мочевым. Да и надо ли генералу от медицины вникать в такие прозаические детали? На то есть «шестерки» кураторы. Ах, Пал Палыч, везунчик ты наш…
Тюрину для собственного же блага успокоиться бы, утешившись нехитрой бытовой мудростью: стихия жизни одних выбрасывает наверх — иногда с пеной, — других увлекает вниз, и не стоит ради этого заниматься самоедством, усугубляя ситуацию. Но он не мог с собой совладать. Едкий яд зависти травил ему душу. Тюрин прикуривал одну сигарету от другой, с ненавистью глядя па унылые стены своего крохотного кабинета.
Приоткрылась дверь, заглянула Батурина.
— Тут какой-то человек пришел, говорит, раненого привез. Никак не пойму, чего ему надо?
— Какой еще человек? Что за ерунда? — Тюрин с трудом возвращался в рутину своих врачебных обязанностей.
— Да вот он сам, — сказала Батурина и отступила на шаг, пропуская пожилого инвалида с уродливым массивным протезом на левой ноге. Антон Егорович прислонился к стеклянному шкафу, набитому разнокалиберными пузырьками, баночками, коробочками и прочим неинтересным аптечным скарбом.
— Фух-х!.. — шумно выдохнул он. — Пять минут втолковываю вашей сестричке, что я привез искалеченного человека. Ему срочно надо помочь — еле жив он, весь в крови. Ну никак не втолковать…
— Погодите, — сказал Тюрин, унимая раздражение. — Откуда вы его привезли? Кто его, так сказать…
— Откуда я знаю, кто над ним поизмывался? Вижу, человек истекает кровью, слова сказать не может. Что я, мимо проеду? Нелюдь я, по-вашему?
— Вы что-нибудь понимаете, Никита Петрович? — скорбно спросила Батурина. — Форменный дурдом…
Тюрин глянул на нее, мысленно произнеся: «заткнись, мымра!» Зеленин шевельнулся, пузырьки и баночки зазвенели.
— Пока мы тут болтаем, человек мучается! Между прочим, и помереть может.
— Где он? — спросил Тюрин, вставая из-за стола.
— В машине. Подъезжали — он вроде вырубился. Несколько раз — то мычит, пытается говорить, то роняет голову и затихает.
— Надо было «скорую» вызвать, если уж вы такой отзывчивый, — буркнула Батурина.
— А чем мой «запорожец» хуже «скорой»? — резонно ответил Антон Егорович. — Даже лучше — быстрее доставил.
10
«Волга» медленно приближалась к тому месту, где был выброшен Зосимов.
— Гляди в оба глаза, падла бацилльная, — сказал верзила. — Пропустишь, я тебе башку оторву.
— Я что, не гляжу? — слабо огрызнулся Серый. — Еще не доехали.
Верзила едва сдерживался, чтобы не врезать своему напарнику. Остановить машину и, не торопясь, со смаком начистить харю этому недоноску, подумал он. Жаль, времени в обрез. Вот уж бестолочь, прости Господи! Если в таком простом деле прошляпил, чего дальше ожидать? Сопляк недоделанный, того и гляди, вляпаешься с ним…
Они бежали сегодня утром: Михаил Худяков, отсиживающий «десятку» за убийство случайного собутыльника, и Сергей Чуркин — Серый, схлопотавший такой же срок за изнасилование несовершеннолетней. Серый отсидел бы от звонка до звонка — с коровьей покорностью, а Худякову сидеть было невмоготу, тем более никакая амнистия ему не светила. Он знал, что время от времени, зэки подаются в бега, и далеко но каждого возвращают на зону. Страна большая, бардак все крепчает, имеет смысл рискнуть, пока дерьмом не зарос, не одичал окончательно. Только бежать одному было как-то не с руки, он уже привык к услугам «шестерок». Да и не совсем уж муторно на душе, если будет с кем перекинуться словцом. Серый — само то, распоследняя «шестерка» из «шестерок», об него хоть ноги вытирай. Паскудник, правда, но зато без гонору, покорный.
Прибарахлились по случаю, добыли цивильные вещички. На зоне все можно добыть, хоть фрак дирижерский — были бы деньги. Договорились барахлишко притыривать под робой при каждом выходе на работу вне зоны. Ждали удобного случая, чтобы рвануть отсюда не дуриком, не на арапа, рискуя подверстать дополнительный срок, а уж наверняка.
Им повезло с третьего раза — как в сказке… На станции случилась популярная по нынешним временам авария: на крайнем пути сошли с рельсов и завалились цистерны с нефтью; нефтяной поток попер на поселок, грозя заодно испоганить и проточное озерцо, откуда поселковые брали воду. Ну, полтораста тонн нефти при наших неиссякаемых фонтанах — сущий пустяк, зато ликвидация последствий — дорогое удовольствие, прямые убытки железной дороги. Поэтому к месту аварии спешно перебросили стройбат со своей техникой и вовсе бесплатных зэков. Прибежали также самые сознательные из жителей поселка (очень существенный момент, как покажет время).
Черный вонючий поток остановили земляным валом, а потом вырыли глубокую траншею, куда стали сливать нефть, передавая ведра по цепочке. Худяков и Серый работали у дальнего конца траншеи, внимательно поглядывая на конвойного. И наступил момент, когда парень, балдея от безделья, переключился на поселковых девиц. Пока он обменивался с ними двусмысленными шуточками, поигрывая автоматом и красуясь, напарники шмыгнули за насыпь по ту сторону траншеи, моментально скинули робы и остались в цивильном. Тюремную одежку закопали в рыхлую землю, натянули на стриженые затылки легкие летние кепочки с пластмассовыми козырьками, — и вот перед вами поселковые хлопцы, рядовые борцы за экологическую чистоту родного края, от других не отличишь: наши руки измазаны нефтью, на рожах темные полосы, мы славно потрудились и удаляемся на заслуженный отдых.
Напарники пошли к поселку, свернули к станции. В это время тихим ходом в сторону зеленого выходного светофора катился длинный товарняк. Без особого труда они влезли на платформу, где стоял бронетранспортер, накрытый бренентом. Пробрались внутрь, устроились поудобнее и замерли, слушая монотонный стук колес. Прошла минута, другая, третья… Стук участился — поезд набирал скорость. Тогда они, нервно хихикая, стали колотить друг друга по плечам, наконец-то поверив в свою удачу.