— Что ты, что ты! Исключительно желал долгих лет жизни и процветания.
Медленно въезжаем в город, Савельев сам не переставая с кем-то разговаривает по телефону. Смотрю в окно, небо ярко-голубое, морозное, как глаза Евгении, которую не видел девять дней.
Мой любезный знакомый Ефим Петрович Шустов рассыпается в комплиментах, но его пожелания долгих лет могут легко перейти в проклятия. Шустов хитрый, расчетливый, но нужно деликатно узнать его связь с мужем Жени.
— Фима, завязывай, я по делу.
— Слушаю.
— Встретиться надо, поговорить.
— О чем?
— Разве нам важно, о чем? Может, я соскучился?
— Ой, не смеши меня, Владимир Сергеевич. Но если ты хочешь, так я завтра приеду в офис.
— Сегодня. И приеду к тебе я. Говори адрес.
Фима надолго замолчал, надеюсь, у него там не приступ радости. Мы еще больше сбавили скорость.
— Макс, что там?
— Авария, наверняка за рулем баба.
— Ты стал женоненавистником?
— Нет, но могу поспорить на что угодно, что это баба.
Там действительно была авария. Мы как раз проезжали мимо, белый «Ягуар» красиво въехал в зад черному «Мерседесу», две полицейские машины, еще один «Ровер», несколько мужчин разговаривают около него. Один из них высокий, крепкий, в одном форменном пиджаке со звездами на погонах. Я знаю его, Никифоров Константин Евгеньевич, подполковник, заместитель начальника областного УМВД, очень влиятельный и непростой человек, был у нас на банкете осенью. Банкет, точно, о нем я и забыл, не пойму, что меня так зацепило именно сейчас, то событие?
Еще была девушка с распущенными рыжими волосами, она стояла, облокотившись на капот «Ягуара», курила, красиво выпуская дым в морозное небо. Короткая кожаная куртка, под ней майка, кожаные брюки, ботинки. Одета совсем не по погоде, но, видимо, ее это не смущает.
— Фима, ты там не умер?
— Нет, нет. Я в «Шаляпине» сейчас, обедаю.
— Жди, скоро буду.
Отключаюсь, смотрю на Савельева, мы наконец проехали затор.
— Я же говорил.
— Говорил ты, говорил. Ты видел того, с погонами?
— Да, Никифоров, я с ним связывался, по покушениям заведены дела, его люди тоже работают, но информации, как и у нас, практически нет.
— А что за девушка?
— Любовница его.
— Как интересно.
— Да у всех свои скелеты в шкафу и грехи. И что думаешь?
— Это кто-то свой, но очень неумелый, так — чисто пугает меня. Или кто-то левый, но чего хочет, не пойму. Вообще странно, если точно хотели убить, то давно бы уже это сделали, а тут какие-то танцы с бубнами.
Врагов, конечно у меня достаточно, но чтоб на них обращать особое внимание — времени не хватит. Пока сидели в вагончике и пережидали непогоду, много о чем говорили, много что передумал. Но все мысли возвращались к женщине, что так активно вошла в мою жизнь, засела глубоко в голове, да и не только там, не давая душевного покоя.
У меня никогда не было столько эмоций. Здесь и мальчишеская страсть, желание обладать, сделать своей. Ревность, сомнения, снова ревность. Для меня все это в большинстве своем незнакомо и давно забыло.
С женой все было иначе, я знал, что она моя и ничья больше, а потом жил и боялся предать ее память, нарушить даже после смерти данную когда-то клятву любви.
С Евгенией все иначе, запутаннее, сложнее, а всему виной мое недоверие и нежелание менять привычный уклад жизни. Страх предательства, что меня могут использовать в своих интересах, а ведь должен трезво рассуждать и делать выводы, но получается с трудом. Первая реакция на то, что она беременна, была неоднозначной, полное отрицание.
Потом, когда уже успокоился, вспоминая наши каникулы в деревне, где я и не думал предохраняться, брал эту женщину где хотел и когда хотел, дурея от ее отзывчивости и чистоты эмоций, понял, что все может быть. Но ведь так всегда — до нас доходит очевидное в последнюю очередь, я не исключение, я не робот, а живой человек.
— Надо бы позвать Шустова в офис, да прижать хорошо, там бы поговорили. Опасно так ходить где попало в такое неспокойное время.
— Нормально все, поговорим, заодно и пообедаем нормально, а не тем, что разогрели в джете. А прижать надо было его раньше, только мы же все что-то высчитывали да просчитывали, да, Макс?
Савельев хотел что-то ответить — как всегда нытье в свое и своей бездарной службы охраны оправдание, но мне позвонили.
— Да, Машенька, привет, как дела?
— Папа, что случилось?
— В каком смысле?
— Такой голос, «Машенька» да «как дела», мне это уже не нравится.
— Ты звонишь, чтоб отчитать меня? Но даже это приятно. Вы уже вернулись?