Все думала, что это желание, страсть, какая может быть любовь когда тебе еще год и сорок лет, а ему и того больше. Понимаю, что нельзя любить такого человека, у него наверняка много молодых и красивых девушке. Зачем ему я? А еще ребенок.
Но глупое сердце решило иначе.
Шаги, все стихло, я еще долго лежала, вглядываясь в темное окно, не заметила, как снова уснула, а проснулась вновь от движения. Меня медленно, но уверенно прямо на кровати пытались вывезти из палаты.
— Что вообще происходит? Куда меня везут? Кто вы такие?
— Евгения Генриховна, не волнуйтесь, вас везут в другую палату, здесь окна неудачно выходят, а там во двор, это безопасней.
— Что значит безопасней? Что вообще происходит? Какое окно?
Было странно утром, после практически бессонной ночи и разных мыслей, встретить двух крепких мужчин в белых халатах, которые явно были им не по размеру, активно пытающихся выкатить меня вместе с кроватью в коридор.
— Не волнуйтесь, вам вредно. Все будет хорошо.
— Это вам сейчас будет вредно здесь находиться! А ну, быстро прекратили любые движения, все мне рассказали и позвали Эдуарда Марковича.
Нет, волнения не было, наверное, еще действовали препараты, было лишь непонимание и легкий гнев, что без моего ведома эти амбалы, явно не врачи, что-то пытаются сделать.
— У нас приказ.
— Уже хорошо. Чей приказ?
Молодой мужчина посмотрел на меня своими ясными синими глазами, моргнул два раза, видимо, выбирая из предложенных ему мозгом ответов самый верный, но сомневался.
— Максима Анатольевича.
— Это который Савельев?
— Да.
— И?
— Что и?
— Где он сам?
— Не могу сказать. Нам было велено переместить вас в безопасное место.
— Безопасное от чего? Или от кого?
Хотелось встать, настучать по голове этому умнику, устроить скандал, как Тамара, требовать главного и всех объяснений, но после услышанного вчера слова «покушение» этого не стоило делать. Нужно все аккуратно узнать.
— Как вас зовут?
— Леонид.
— Вы из охраны Дымова?
— Да.
— А где Владимир Сергеевич сейчас?
— Не могу знать, наверное, в больнице, а может, нет. Может, уже все, того.
Поганое слово «больница», ненавижу его, поморщилась, положила руку на крупную кисть Леонида, вновь заглянула в его синие глаза, второй охранник просто стоял и молчал.
— Того — это как? — Стало совсем нехорошо. — Совсем того?
— Выписали или сам ушел, он на месте сидеть долго не любит.
Уже хорошо, что не на том свете. Вздохнула, нервно заправила волосы за ухо.
— А как он попал в больницу?
— Мне не велено говорить.
— А я сейчас включу телевизор, и все сама узнаю из новостных каналов, давайте не будем терять время, Леонид. Если вы хотите быстрее увести меня в безопасное место, то говорите.
— Покушение вчера было у ресторана, но пуля прошла навылет.
— Прекрасно. Ладно, везите меня куда хотели. И возьмите мои вещи.
Не стала больше сопротивляться, поправила на груди одеяло, надо было встать, пойти во всем разобраться, но я боялась сделать лишний шаг или резкое движение, все-таки была операция. Парни выполняют приказ, они молодцы.
Значит, Владимир Сергеевич все знает, где я, что тут делаю, и принял меры о безопасности. Похвально, но мне это все не нравится. Если есть охрана, значит, есть вероятность нападения на меня, это я сама уже сделала выводы. Надо меньше смотреть детективы.
При въезде в новую палату вышла заминка, что-то мешало проезду, пока парни возились, обратила внимание на девушку у окна, а еще на одного высокого и худощавого мужчину. Он смотрел только на нее, сложив руки впереди, взгляд охранника, которому было велено охранять добычу, не его добычу, но приказы он выполнял всегда.
Рыжие длинные вьющиеся волосы собраны в низкий хвост, всегда о таких мечтала. Стройная, даже хрупкая, объемный халат, вот она поворачивается на шум, смотрит в никуда, такой пустой, отрешенный взгляд. Это ее привезли на аборт, сразу поняла. Бедная девочка.
— Все, готово, извините, Евгения Генриховна.
А когда я наконец оказалась в безопасной, по мнению Савельева, палате, обалдела от количества цветов, что были в ней. Корзины, вазы на полу и на подоконнике, розы, лилии, хризантемы и те самые ирисы.
Красиво, конечно, но я бы лучше посмотрела в глаза тому человеку, который все это купил. Меня наконец оставили одну, пришел доктор, цветы его не удивили, наверное, он и не столько их видел. Провел осмотр, сказал, что все хорошо, но все равно придется остаться еще на день и ночь, разрешил встать и принять душ.