Но волнения оказались напрасными — на долгожданную премьеру «Театр На Чистых Прудах» был заполнен до отказа.
Она выскочила на сцену и через щель в ещё не открывшемся занавесе осмотрела зал. В ложе для особых гостей сидели и, похоже, волновались её родные. Мама с отчимом, Гоша, Нур и Катя с Петуховым, ещё вчера прилетевшие из Белоярска.
— Всё будет хорошо, — услышала она голос Иннокентия. — Ты будешь из зала смотреть?
— Нет, из–за кулис, — ответила она и оторвала взгляд от зала.
Иннокентий в костюме мастерового был хорош собой необычайно. Подведённые глаза его казались отстранёнными — похоже, Кеша уже начал входить в роль.
— Ну, с богом, — вздохнула Нюша и тыльной стороной ладони коснулась его щеки. — Уже начинаем?
Растрелли взял её руку в свою и осторожно поцеловал.
— Пока дали только первый звонок, — сказал он. — У нас есть ещё несколько минут. И вот теперь я хочу спросить тебя о том же, что и полтора года назад…
— Год и десять месяцев назад? — решила уточнить Нюша, хотя она прекрасно поняла, о чём говорит Иннокентий.
…Если честно, то она ждала этого разговора. Тогда, в Глухово, она ответила «Нет» на его предложение выйти за него замуж. Но с тех пор она уже не раз и даже не два думала о том, что поспешила с отказом.
Последний месяц, когда во время репетиций «Парфюмера» они встречались каждый день, Нюша поняла, насколько дорог ей Иннокентий.
Она страшно ревновала его ко всем актрисам театра, а это было верным признаком если не любви, то влюблённости. Иннокентий не торопил событий и после вечерних репетиций, затягивающихся порой до поздней ночи, лишь провожал Нюшу до дома. Он целовал на прощание её руку и стремительно удалялся, не напрашиваясь даже на чашечку кофе.
Иногда Нюше казалось, что Кеша её разлюбил совсем. Иногда — что в нём просто говорит уязвлённое самолюбие. Лишь постоянно появляющиеся в узком Нюшином кабинетике лилии напоминали ей о его любви. И в самой глубине души она знала, что Растрелли любит её по–прежнему. А может быть, даже больше, чем прежде… Растрелли выбрал правильную тактику — ко дню премьеры Нюша окончательно убедилась, что и она любит его. А как же иначе?…
— Я даю тебе время подумать, прежде чем ответить на моё предложение, — Иннокентий артистично приложил руку к сердцу. — Но после спектакля, даже если премьера провалится, я буду ждать ответа…
— Анна! Иннокентий! Совсем спятили? — из–за кулисы им махала руками красная как варёный рак Рита. — Нашли место любезничать! Уже третий звонок дают, не слышите, что ли? Немедленно покиньте сцену!
Третий звонок возвестил о том, что спектакль начинается.
Оба действия прошли, казалось, в одно мгновение. Успех был оглушительным. Изысканная постановка Мирзояна, нарочито порочная красота и вкрадчивость главного актёра, игра всех артистов, текст пьесы — всё было гармонично. Действие завораживало, а запахи, на самом–то деле главные действующие лица спектакля, казалось, ожили… Это было не действие — действо.
Партер аплодировал стоя. Смущенную Нюшу вытащил на сцену Мирзоян, а Иннокентий перехватил её руку, как эстафетную палочку. Они выходили на бесконечные вызовы и кланялись, кланялись, кланялись. Самое сложное во всех этих поклонах было увернуться от букетов, которые поклонницы метали в сторону Растрелли.
И лишь когда в зале остались лишь особые энтузиасты и родственники, Кеша, не выпуская Нюшиной руки из своей, спросил одними губами:
— И каков на сей раз будет приговор?
— Может быть, — так же, одними губами, ответила Нюша.
— О! Это прогресс! — пробормотал Растрелли, посылая остаткам зрителей миллионный воздушный поцелуй. — Я могу считать, что этот ответ означает «да»?
— Да, — ответила счастливая Нюша и едва не споткнулась о корзину с роскошными розовыми гладиолусами, стоявшую ровно посередине сцены.
15 сентября 2004 года,
Париж
Этих двоих, бредущих с бутылками «Хрольш» по Елисейским полям, можно было принять за кого угодно, но только не за тех, кем они являлись в действительности. Правда, одно «но» могло что–то подсказать какому–нибудь особо наблюдательному соглядатаю.
На некотором расстоянии этих двоих подгулявших парней в спортивного типа пиджаках сопровождало чуть ли не с дюжину охранников. Но охранники — на то они и профессионалы — маскировались столь хорошо, что на них никто не обращал внимания.
А уж тем более сами Гоша с Лёвкой. Давненько они так не отрывались.