Выбрать главу

— Ну вот, теперь ты у нас полный красавец, — сказал Кузьмич. — Пошли назад, на квартиру… И не дергайся ты, добром прошу, помни про наши правила…

Колодку с него сняли перед дверью. Перед этим Кузьмич отошел к выходу в компании вооруженного автоматом Мишани и предупредил оттуда:

— Сокол ясный, не озоруй. У нас эти заграничные штучки с заложниками не проходят — потому что, скажу тебе со всей печалью, ребятки и меня изрешетят, если я к тебе в заложники попаду. По моему же строгому приказу — ибо человек я уже старенький, и не в пример лучше сразу отправиться на тот свет от своей же пули. При этом раскладе я на небо прямиком отправлюсь — а в заложниках побывавши, хозяина разгневаю, что меня к Небесам не приблизит, зато земную жизнь опаскудит чрезмерно…

Мазур, несмотря на ключом клокотавшую в нем злость, не удержался и фыркнул:

— А ты уверен, старинушка, что на Небеса попадешь? Может, тебе местечко этажом пониже приготовлено? Где жарковато, а обслуга мохнатая и суетливая?

— Типун тебе на язык, — серьезно сказал Кузьмич, широко перекрестившись. — Это за что же это ты мне сулишь такие богомерзкие страхи?

— За твои забавы, старче… — сказал Мазур. — За что ж еще?

— Потешил, сокол. Потешил, — без улыбки сказал Кузьмич. — Забавы мои Бога не гневят, не стращай.

— А что там сказано насчет ближнего твоего?

— Так это ж — насчет ближнего, — сказал Кузьмич так, словно растолковывал малому несмышленышу самые очевидные вещи. — А какой ты мне ближний, сокол? Что-то я у тебя не заметил рвения к истинной вере…

— Я, между прочим, крещеный, — сказал Мазур.

— В церкви?

— Где же еще. В православной.

— В никонианской, сокол, — мягко поправил Кузьмич. — В никонианском мерзостном капище. А отсюда вытекает, что ты мне не ближний — самый что ни на есть дальний, прости, Господи, за игру словесами… Какой же ты мне ближний, если у никониан вместо души — пар смердючий? — Он смотрел на Мазура просветленным и яростным взором фанатика. — Как у собаки — только собака дом сторожит, и от нее польза, а никонианин бытием своим пакостит божий мир… Иди в горницу с глаз моих, пока я не рассердился. Ишь ты, тварь! — впервые Мазур видел его по-настоящему закипевшим. — В ближние он лезет… Щепотник чертов…

Войдя в камеру, Мазур не обнаружил там Ольги — допрос, конечно… Лег на спину, закурил. Окинул себя взглядом.

На безымянном пальце левой руки — цифры. 1979. Если это дата, семьдесят девятый год для Мазура ничем не примечателен, поскольку прошел в относительном безделье — проще говоря, он весь этот год безвыездно просидел в Союзе, натаскивая молодняк, и никому не резал глотку за рубежами великой родины…

На безымянном пальце правой — змея в короне, обвившая кинжал. На среднем — пять точек: четыре расположены квадратом, а пятая — внутри. Меж запястьем и локтем правой — череп в заштрихованном прямоугольнике с диагональными светлыми полосами. И, наконец, на груди — заходящее солнце с длинными и короткими лучами, причем те и другие чередуются без всякой симметрии и последовательности. Ничего похожего на татуировки толстяка — у того совершенно другие, и на груди, и на плече, и на пальцах…

Какой во всем этом смысл? Насчет пяти точек Мазур что-то смутно слышал. Вроде бы это должно обозначать, что человек сидел: «Четыре вышки по углам, и я — посередине…» Но вот значение остальных абсолютно непонятно. Выполнено все крайне кустарно, как и у толстяка.

Рухнули последние сомнения. Родная служба, возьмись она проверять, способна на любые болезненные измышления — кроме татуировок. В серьезном спецназе (а в последнее время, увы, кое-где появились и несерьезные) на татуировки наложено категорическое табу. Потому что по наколкам частенько можно определить национальную принадлежность — неважно, молчаливого пленника, или трупа. Так что в «зарубежные командировки» людей с татуировками не берут. И если только не найдут способа в кратчайшие сроки убрать эту дрянь, «Меч-рыба» для Мазура закрыта.

Можно, конечно, выдвинуть суперэкзотическую версию: будто завистливый дублер, тоже жаждущий повышения по службе, решил подложить Мазуру свинью и устроил все это дерьмо…

Отпадает. В первую очередь оттого, что ни один дублер не может знать Мазура — как он не знает своих дублеров. И ни один дублер не располагал бы такими возможностями. Возможности, как минимум, генеральские… Честолюбивый дублер с папой-генералом? слабо, вилами по воде…