Проводив друга до входной двери, Серёга задал ещё вопрос:
— У тебя, случайно, презиков с собой ней?
— Не случайно, есть. Ты хочешь купить?
— Отнять.
— Сколько нужно то?
— Чем больше, тем лучше.
— Ну, тогда — два.
— Скотина! Дай мне хоть пять.
— У меня всего шесть. На три.
Закрыв за Кириллом дверь, и прибежав в комнату, Серёга застал Ольгу за пожиранием брызжущего майонезом Биг-Мака и запиванием его кока-колой. В пакете, который принёс Кирилл, было очень много чего ещё.
— Он дал три презерватива! — крикнул Серёга.
— Круто! А к тебе Ирка что-ли придёт?
Глава пятая
Приехав в ГУВД, Мельников столкнулся с приятелем из шестого отдела.
— Где тебя чёрт носит? — полюбопытствовал тот. — Руденко тут рвёт и мечет!
— Неудивительно! За такие пряники я бы раком полз до Китая.
— Ты знаешь, кто был этот чечен?
— Ну чечен. Оттуда.
— Не просто оттуда, а от Удугова. Он большими деньгами ворочал здесь. А в девяносто шестом году в Грозном лично расстреливал офицеров.
— А, тогда всё понятно! А я то думал…
— Чего ты думал? О чём ты думал?
— Дай сигарету.
Мельников вынул из пиджака «Парламент». Закурил сам, угостил товарища. Тот спросил:
— Знаешь, кто сейчас у Руденко?
— Не знаю. Кто?
— Чекист.
— Настоящий?
— По крайней мере, ксива у него настоящая. Я не побрезговал её в руки взять, когда он у меня спрашивал, где Руденко.
— Угу. Понятно.
— А угадай с трёх раз, кого они ждут?
— Да мне наплевать, кого они ждут, даже если они ждут именно меня. А начнут мне руки вязать — так я пойду к Прохорову и пошлю его на три буквы. Тогда на эти самые буквы пойдут они.
Разозлённый Мельников по извилистым коридорам не шёл — летел. Встречные шарахались, так как знали: лучше попасть под «КАМАЗ», чем под Мельникова, который спешит выяснить отношения с кем-нибудь — собьёт с ног, растопчет, а, главное, не поверит, если потом ему об этом расскажут. Мало кто сомневался в том, что Мельников — псих, поскольку ничем иным нельзя было объяснить его удивительную способность сметать с пути всех и всё: при росте метр восемьдесят четыре он весил вместе с пистолетом килограмм восемьдесят, не больше. Его причёска, благодаря привычке ерошить волосы, не всегда соответствовала параметрам внешнего облика, которые он для себя избрал, когда понял, что деньги сами плывут в карманы дорогих смокингов.
Молодой лейтенант, бежавший навстречу Мельникову почти с той же скоростью, что и он, успел на бегу всучить ему какую-то карточку девять на двенадцать. Мельников запихнул её в карман пиджака, не глядя — он знал, что это такое. Через десять секунд он уже влетал в кабинет своего непосредственного начальника, подполковника Руденко, который возглавлял убойный отдел московского уголовного розыска. Подполковник, сидевший за компьютером, встретил Мельникова небрежным взглядом поверх очков, а стоявший за спиной Руденко коротко стриженный невысокий крепыш в вельветовой куртке — пристальным. После этого они оба опять воззрились на монитор.
— Всё, ничего больше на него нет, — произнес Руденко, нажав десятка два клавиш. Курьер тогда отказался от показаний. Потом погиб в изоляторе. Да, на этом ниточка обрывается.
— А, вы о Харсанове? — догадался Мельников, развалившись в кресле. — Не трогайте его, он хороший. От папочки ни на шаг. Папочка, правда, та ещё мразь, но мразь очень нужная.
— Я тебе не завидую, если ты позволил себе хотя бы малейшее хамство в адрес диаспоры, — проронил подполковник, не отрывая глаз от компьютера.
— Да я разве что не сосал у них! Алимов с Харсановым и ещё тремя упырями торчал в квартире буквально с той секунды, как из неё труп вынесли. Под ногами путался, лез во всё. Орал, что и его тоже могут убить, звонил кому-то из другой комнаты. Я всё это терпел.
— Знаю я, сколько стоит твоё терпение. Что сказал Алимов?
— Дал показания. А вы разве с ним не созванивались?
— Я? С какой стати?
— Не знаю. Он ссылался на вас. И на кое-кого ещё. Я так понимаю, прокуратура лезет?
— Уже не лезет.
Ответив так, Руденко поморщился, снял очки и вяло прибавил:
— ФСБ возымело виды на это дело. Вот представитель.