— Вчера Кудрявцев встретился с главарями чеченской мафии.
— Да вы что, с ума посходили? — перебил Прохоров, поперхнувшись прозрачной жидкостью.
— Не волнуйтесь, Кудрявцев — мастер с джигитами говорить. Он от них узнал, что они на днях взяли Юсупова под контроль с целью защитить его от Халдея, которому он, как известно, подлянку сделал. Юсупов был их союзником, весьма ценным, и потерять его…
— Они собирались спасти его от Халдея? — переспросил Каравчук. — Они что на танках за ним мотались?
— Вряд ли, они должны были шифроваться. Юсупов не согласился бы на такую опеку, хотя и осознавал масштабы опасности. В тот же день он попал в аварию на Варшавском шоссе. Его «Мерседес» был протаранен «восьмёркой», в которой ехал двадцати двух летний пацан. ГАИ они вызывать не стали, обменялись координатами и разъехались. Через час Юсупов слежку заметил и догадался, кто её организовал. Он им позвонил и жёстко на них наехал. Слежку им пришлось прекратить. Они записали номер «восьмёрки». Кудрявцев установил по нему владельца. И пару часов назад заглянул к нему под каким-то предлогом с Юлькой Лоскуткиной, у неё глаз — алмаз. Во дворе стояла «восьмёрка» с разбитой мордой. Открыл им сам Шаповалов, в котором они узнали спутника Ольги, описанного Алимовым и его людьми. Вид он имел странный: Глаза горят, волосы торчат, в руке — «Парабеллум».
— Ты чего, шутишь? — перебил Прохоров.
— То же самое я спросил у Кудрявцева, хотя видел, что он — серьёзен, как носорог. Но это ещё не всё. Кудрявцев не успел рта раскрыть, как этот красавец сказал ему: «Пошёл вон отсюда, поганый мент!» и захлопнул дверь.
— А пожалуй, в этой истории ничего удивительного и нету, — произнёс генерал, взглянув на Каравчука и Агеева, недоверчиво улыбавшихся, — у Кудрявцева сволочное лицо, у Лоскуткиной, кстати, тоже. А эти два пацана, похоже, действительно ощущают себя хозяевами положения. Кто сейчас дежурит на Второй Боевской?
— Мурашов со своей бригадой.
— Кинь-ка туда ещё два-три экипажа.
Мельников включил сотовый телефон, который всё время то открывал, то снова защёлкивал, и связался со Второй Боевской.
— Это я. Привет. Как дела? Чего? Офигеть! Вызови к себе Таруханова с его бандой. Не знаю, так велел Прохоров. Я с тобой не согласен, Прохоров — не скотина. Он хороший мужик. Я его всегда уважал. Давай. Если что, звони. У меня теперь мобильник будет включён.
Отложив мобильник, Мельников произнёс, не глядя ни на кого:
— У Шаповалова сейчас Кирилл Фроликов. Его папа — зам председателя комитета Госдумы по законодательству.
— А вот это номер, проговорил генерал, подавшись назад. Кожаное кресло тревожно скрипнуло. Вновь повисло тягостное молчание. На сей раз первым заговорил Агеев, достав платок и отерев лоб:
— Да, щепок полетит много.
— Вы о деревьях лучше побеспокойтесь, — посоветовал Прохоров, — Впрочем, мне до этого дела нет. Мои полномочия определены уголовно-процессуальным кодексом, а не воплями вашего руководства. Мельников прав — слишком высока вероятность существования четвёртого соучастника.
Контрразведчик встал с намерением уйти.
— Извините, мне нужно позвонить.
— Если вы сейчас сообщите вашему руководству новость насчет Госдумы, поднимется суматоха, — предостерёг его генерал. В панике у них может возникнуть мысль слегка надавить на этого зама. А он, насколько я его знаю, угрозам не поддаётся и с прессой дружит. Журналисты у нас пока ещё смелые, даже слишком. Почуяв жаренное, они мгновенно нароют миллион фактов, и вот тогда — берегитесь. Каток под названием «НТВ» за один лишь вечер вмажет в асфальт всю вашу доблестную структуру. Хотите этого?
— Нет, не хочет, — дал ответ за Агеева, который снова уселся, Мельников, — он прекрасно знает — его опять крайним сделают.
— Будет лучше, если я раньше вас объясню вашему начальнику ситуацию, — подытожил более мягким голосом генерал, стряхнув с сигареты пепел, — меня он выслушает, и, думаю, мы друг друга поймём.
Взглянув на часы, обратился к Мельникову:
— Кто роет Фроликовские связи?
— Кудрявцев, кто же ещё?
— Пусть он позвонит мне после пяти.
— Хотите, чтоб он успел ткнуть палкой в гадюшник?
Прохоров разозлился.
— Дурак ты чёртов! Я тебя сдал?
— Нет.
— Ну так если я тебя, урода, не сдал — ему то уж точно ничего не грозит. Лучше о своих проблемах поразмышляй. Псих, шлюха и депутатский сынок — это, я тебе доложу, гремучая смесь. Опаснее гексогена. Не расслабляйся.