Рядом прошла, надменно виляя попой, официантка, похожая на Мэрилин Монро. Мельникова она приветствовала холодным кивком. Поглядев ей вслед, Агеев сказал:
— Ты думаешь, я не знаю, из-за чего ты сегодня щедрый такой?
— А я всегда щедрый. Но если ты полагаешь, что тебе есть что сказать, — скажи.
— Хорошо. Ты зря Алимова ставишь на уши.
— Почему?
— Он с Руденко спелся конкретно.
У Мельникова раздулись ноздри.
— А, ерунда. Прохоров не позволит им посадить меня на пять лет. Он мечтает упечь меня на пятнадцать.
— Если он это сделает, — я скажу, что он прожил жизнь не зря.
Закурив, Мельников сказал:
— Не тебе, Агеев, судить о том, кто как прожил жизнь.
— Это точно! Был бы я умный…
— Я не про ум.
— А про что? Про совесть? У нас такой малины, как у вас, нету.
— Знаю. У вас — клубника со сливками. Но в последнее время вас с какого-то перепугу на человеченку потянуло. Это не хорошо, мой друг. Скотство это.
— Давай-ка выпьем ещё, — предложил Агеев, беря бутылку, — один мой друг тоже бредит между первой и второй рюмкой. Потом — нормально всё.
Выпив, Мельников позвонил Мурашову, который возглавлял опергруппу на Второй Боевской. Затем — Прохорову. Агеев тем временем, вновь наполнил бокалы. Ответив на вопрос Мельникова: «Ну что, ФСБ, контролируешь ты процесс или уже ни хрена ты не контролируешь?», он спросил:
— Как ты думаешь, сказал Баранов этим придуркам, что они — на крючке или не сказал?
— Не знаю, какая разница? Это мы у них на крючке, у этих придурков. И не сорвёмся. И они это знают. Вздумаем дёргаться — будем сразу вышвырнуты на берег. Лишь чудо может переломить ситуацию. Но на чудо я не рассчитываю. Удача любит бесстрашных психов, так как сама она — полоумная проститутка. С такими, как мы с тобой, ей — тоска. Допьём.
Допили.
— А кто из них, по-твоему, лидер? — спросил Агеев, прикуривая.
— Кирилл, — ответил оперативник, вороша вилкой салат из морепродуктов, — Серёжа — злой недоумок и недоучка. Бесперспективный осколок эпохи дикого рынка. А Кирилл — аферюга с бульдожьей хваткой и бонапартовскими замашками. Отец дважды его отмазывал от уголовных дел. Один раз — за махинации с акциями Газпрома, а другой раз — за организацию финансовой пирамиды. Этот удачу из рук не выпустит. Серёгу он с детства знает. Они вдвоём рыбу ловят, шмаль курят и баб …. Серёга в руках его — пластилин.
— Но переговоры то он ведёт.
— Это говорит о том, что он даже не знает, куда Кирилл дел дискету. В противном случае, тот ему не доверил бы эти переговоры. Чего, пить будем? Ленка, иди сюда!
— Не смей меня лапать, — тихо предупредила Ленка, приблизившись.
— Почему?
— За соседним столиком мой жених сидит!
— Ну и что? Я ж тебя легонько полапаю.
— Отвали, придурок ты пьяный! На … мне здесь драка ваша нужна?
— Так скажи ему, чтоб он не махал тут своими нитками.
— Я сказала — руки не распускать!
— Вот злюка! Просто змея какая-то. Ладно, слушай, скажи Петровичу, что нам девки срочно нужны.
— А сколько?
— Сколько? Агеев, ты остаёшься?
— Вряд ли.
— Ну и дурак! В твои девяносто лет, хотя ты и выглядишь на восемьдесят девять, бесплатный секс стоит куда больше двух сковородок, которые жена расфигачит завтра об твою голову.
Довод показался Агееву убедительным. Он сказал:
— Гуляем.
— Тогда две девки нужны, повернулся Мельников к Ленке, — но мы часок ещё посидим. Принеси нам графинчик водки.
— Как дела, мент? — поинтересовался Агеев чуть погодя, когда уже пили водку.
— Мельников разозлился.
— Какова наглость! Я из-за него, суки, чуть погон не лишился, а он ещё спрашивает, как у меня дела! Да если б не ты со своей дискетой, я брал бы сейчас мокрушника с эшелоном улик, а не занимался хрен знает чем!
— А главное, — ты не ссорился бы с Борисом Абрамовичем, плаксиво издеванулся Агеев. Мельников очень пристально поглядел на него.
— Ты думаешь, он — злопамятный?
— Да не очень.
Подошла Ленка, чтоб сменить пепельницу. На этот раз Мельников вовсе не обратил на неё внимание.
— Ты похож сейчас на Руденко, сказал Агеев, дождавшись её ухода.
Рот Мельникова болезненно искривился.
— Плохи мои дела.
— Да ладно, расслабься. Я пошутил.
— Да я — не об этом!
— Тогда о чём?
Мельников задумчиво съел кусок осетрины и объяснил:
— Березовский — крайне порядочный человек. Не смейся! Он человек порядочный. Если он Серёге пообещает, что я его не возьму, это значит, — я его не возьму.