— Естественно. Он убрал, например, Солоника. Слышал что-нибудь про такого.
— Да.
Молчание длилось долго. Потом Серёга сказал:
— Кирилл! Давай дунем.
Кирилл, внимательно осмотревшись, вынул из пиджака пачку «Беломора» и план. Забил косяки. Как следует затянулись.
— Он сам с тобой говорил?
Кирилл мотнул головой, повёл мокрыми глазами.
— Не сам. Его друг, Вадим, в «Метелице» со мной встретился. Это — конченный отморозок! Реально конченный. Если б ты его видел!
— Думаю, что увижу.
Кирилл напрягся.
— Серёга, ты мне не доверяешь?
— Кирилл, давай без соплей. Ты знаешь, кто их навёл?
— Дурацкий вопрос. Менты могли навести, ФСБ, Баранов. Да кто угодно! Какая разница, кто навёл?
— Да большая разница. Убирать надо всех.
Кирилл поперхнулся дымом. Пока он кашлял, Серёга взглянул на солнце, пытаясь определить, который может быть час, и бросил в кусты свою папиросу.
— Ты что, дебил? — прохрипел Кирилл, бросая свою. — Скажи мне — ты что дебил?
— Это была шутка. Но я с тобой поеду в Москву.
— Со мной? Для чего?
— У меня дела есть в Москве.
Кирилл стукнул по столу кулаком.
— Серёга! Ты понимаешь, что эти деньги надо отдать?
— Ты объясни Ольге, что эти деньги надо отдать, — предложил Серёга.
— С Ольгой проблем не будет. Это уж точно. Ты взял шестьсот, ну отдашь пятьсот. Мы взяли по двести, допустим, с нас — по сто пятьдесят. Это не те деньги, ради которых она удавится.
— Ты о ком говоришь? Об Ольге?
— Серёга! Ольга — уже не накокаиненная бордюрщица, у которой при виде колготок «Санпелегрино» слюни текут изо всех щелей. Она эти сто пятьдесят косарей зелёных из Ливенштейна выжмет в одну минуту! Для него это — тьфу!
— Кирилл! А тебе совсем-совсем не обидно? — тихо спросил Серёга, — ты говорил мне хрен знает сколько раз, что ни перед кем не включаешь заднюю передачу. Как же так вышло то, Кирилл? А?
Кирилл тяжело вздохнул и долго молчал. Молчал и Серёга. Он наблюдал за ним. Наконец, услышал:
— Будь я один — плевал бы я на Халдея. Но у меня невеста на шестом месяце. Понимаешь?
— Немедленно пошли вон! — заорала Танька, выскочив из-за груши, — вон, я сказала! Оба! Валите! Козлы! Придурки! Уроды! Вон! Вон! Вон! Вон!
Два друга, вскочив, уставились на хозяйку дома с крайней досадой. Та была взбешена до налитых кровью глаз. Она продолжала громко кричать и ругаться матом. Вставить хоть слово не было никакой возможности. Лишь спустя минут пять, когда её речь немного замедлилась, Кирилл крикнул:
— Ладно, заткнись! Уходим. Нам тут нечего делать. Маньяк, наверное, уже пойман.
— Нет, возразил Серёга, — был бы он пойман, об этом бы сообщили по телевизору. Но его поймают. Это уж точно. Раз уж взялись за него, — поймают. Еще двух-трёх, ну, максимум — четырёх он выпотрошит, и его возьмут.
Багровое лицо Таньки стало белеть. Облизав губу, она прохрипела:
— Какой маньяк?
— Ты разве не слышала? — изумился Кирилл, уже целый месяц твердят по радио, что на севере области кто-то потрошит женщин в дачных посёлках. Двенадцать штук уж распотрошил. Я как раз поэтому и хотел, чтоб тут жил Серёга. Но это — так уж, на всякий случай. Ведь у тебя — две собаки! Они тебя защитят, даже если этот придурок вздумает лезть через трёхметровый забор.
— Да, надо быть идиотом, чтоб это делать, — согласился Серёга, — ведь есть заборы пониже. Я бы на его месте лез через тот, который пониже и за которым нет двух собак.
— Какие, …, две собаки? — взревела Танька, — какой забор? Это не собаки, а дураки! Они сразу спрячутся!
— Да кто знает, может быть, и не спрячутся, — возразил Кирилл, — ведь они, по-моему, тебя любят. Гляди, как вон тот, мохнатый, дербанит кость. Ты только представь, что будет с маньяком, когда он спрыгнет с забора.
Танька заплакала. Она плакала так же яростно, как ругалась.
— Ну ладно, ладно, — проговорил Кирилл, приблизившись к ней и обняв её, — мы сейчас уедем, но не на долго. Вернёмся вечером. Хорошо?
— А куда поедете? К проституткам?
— Нет, по делам.
— По каким делам?
— Так ты ведь всё слышала.
— Ничего я не слышала! Очень надо было мне что-то слышать! Когда я к дереву подошла, вы тут говорили о проститутке в колготках!
— Ну, ты и дура! Это была метафора.
— А невеста на шестом месяце — это что? Метафора тоже?
Пока Кирилл объяснялся с Танькой насчёт невесты, Серёга, чуть не споткнувшись о Колокольчика, вбежал в дом — умыться, почистить зубы и забрать вещи. Их было три — зажигалка, куртка и пистолет. Куртку он надел. Часы на терраске показывали без двадцати двенадцать. Взяв со стола солёный огурчик, Серёга вышел.