Мы были маленькими, совсем детьми, когда отец навсегда исчез из нашей жизни, из нашего дома. Мы жили сиротами. Однажды кто-то при мне спросил маму, где ее муж. Она ответила, что он уже давно оставил нас, и сокрушенно потупила взор, как это делают вдовы. Спросивший выразил свои сожаления и соболезнования. «Нет, зачем же сожалеть? – ответила бабушка за маму. – Он упокоился с миром, и мы тоже довольны».
Сегодня вечером, когда я вернулась с работы, меня почему-то тошнило, и я с ужасом подумала о том, что на следующей неделе меня ждут не только куча экзаменов, но и череда праздников, по случаю наших с сестрами дней рождений: мы все родились в июне – Кармина пятнадцатого, Гадор шестнадцатого, я семнадцатого, Бренди восемнадцатого и Бели девятнадцатого. По какой-то астральной, сюрреалистической и, по-видимому, еще и гормональной причине октябрь был, вероятно, роковым месяцем для папы.
Когда я зашла в гостиную, там сидела бабушка и вязала, а Ачилипу лежала у ее ног, прикрыв свои печальные глаза. Я поздоровалась с ними: поцеловала бабушку и дружески потрепала собаку по спине.
– Продавщица в киоске плохо выглядит, – сообщила мне бабушка, не переставая внимательно следить за спицами.
– Думаю, у бедняжки рак, – ответила я ей, размышляя о пяти яичных тортах, которые, к сожалению, нам придется съесть в ближайшие дни.
– А, да. Конечно, рак. Я их видела вчера в магазине, они шли со скидкой. Но мне показалось, что они уже начали портиться. Еще мне хотели подсунуть очень старую сардину, но я вовремя заметила, – продолжила она разговор, а тем временем я озабоченно ее разглядывала. Сегодня она явно где-то витала.
Я вздохнула и спросила ее, где Гадор.
– Гуляет с детьми, чтобы немного развеяться, – ответила она. – У твоей сестры такая же проблема, как у твоей матери: обе не смогли выбрать в мужья достойного мужчину. Когда твоя мать выходила замуж, я ей сказала, что мне совсем не нравится ее выбор. Твой дедушка и я хотели, чтобы Эла вышла за другого человека. Он потом выучился на священника, но на тот момент ничего еще не было решено. Остальное ты знаешь: твоя мать вышла за твоего отца, и родились все вы и затем Бели, которая появилась в наихудший момент, как раз когда твой отец связался с тетей Мари, и ему пришлось бежать отсюда, иначе дедушка сделал бы из него мясной фарш…
– Что ты говоришь, бабушка? – мягко говорю я ей, не отрывая от нее взгляда и ошеломленно задавая себе бездну вопросов.
Она неожиданно замолчала и снова погрузилась в свое мирное занятие, покачивая головой из стороны в сторону, как будто отказываясь неизвестно от чего.
– Что ты сказала, бабушка? – Она на секунду подняла взгляд и посмотрела на меня через свои очки, но в ее больных катарактой глазах был только туман непонимания.
Я закрылась в своей комнате и снова стала рассматривать фотографии отца. Я пыталась вспомнить события детства, но ничего не получалось. Я не помнила похорон папы. Мы так и не узнали, где находится его могила. Основываясь на неясных объяснениях мамы, можно было предположить, что в каком-то неизвестном поселке на юге, откуда мать папы уехала в поисках благополучия, когда была почти девочкой. Так же поступила в свое время моя бабушка по материнской линии: большие города всегда привлекали людей, которые готовы были рискнуть, потому что не имели ничего, что можно было бы потерять.
Идеализированный образ моего отца неожиданно начал терять свою прежнюю безупречность. Появились дурные предчувствия и необъяснимая злость.
Пожалуй, мне следует поговорить с тетей Мари.
Глава 22
– Я принимала ванну. Что тебе надо? – Тетя в купальном халате, с недовольным, вернее, совсем не радостным выражением лица оказывает мне суровый прием. Она открывает дверь и сразу поворачивается ко мне спиной, не дав даже поздороваться с ней.
По телевизору показывают рекламу, в которой девушка делает уборку с помощью чудесного спрея. Она сама, как и помещение, в котором находится, чистая, компактная, сияющая и удобная. У меня всегда было впечатление, что дома похожи на людей, которые в них обитают, так же, как собаки на своих хозяев. Реклама это подтверждала.
У Бренди комната оклеена упаковочной бумагой для подарков, потому что это самое дешевое и яркое, что она смогла найти, Бели просто приспосабливается, принимая вкусы сестры. Моя спальня увешана плакатами. Они помогают мне повысить самооценку. У меня с этим проблема. Бели даже недавно подарила мне книгу под названием «Учебник для женщины без предрассудков» и посоветовала прочесть ее и взять кое-что на вооружение. Комната Кармины выглядит очень строгой: стены выкрашены в синий цвет, и единственным ее украшением являются желтые одеяла на кроватях и несколько романов на книжной полке. Гадор жила в квартире, где чувствовался недостаток во всем, и были только стены и водопроводная вода. Моя мать заставила наш дом довольно пошлыми керамическими украшениями, но, как ни странно, ей удалось сделать его уютным.
Сейчас я проникла в святая святых нашей старой и богатой тети и еще раз убедилась, что жилище дает представление о личности хозяина. Покои теги Марианы, как и она, – неприветливые, холодные, мрачные, меланхоличные, здесь полно зеркал, которые отражают друг друга.
– Я бы хотела немного с тобой поговорить, – я повышаю голос, чтобы она меня услышала в ванной.
– А ты не можешь подождать до ужина? Конечно нет! Вы ведь не знаете, что такое терпение, вам оно никогда не было свойственно, – ворчит она из ванной комнаты, которая для удобства имеет выход и в спальню.
Я жду, пока она закончит, даже не пытаясь ей ответить. Я думаю, что нужно ее понять или хотя бы постараться это сделать; жизнь ей много обещала и много дала, но в итоге в награду за свою красоту тетя получила только одно – одинокую жизнь в двухэтажном доме, часть которого отдана под магазин, а другую занимают семь женщин, собака, девочка и младенец, деля с ней стол и кров, но не слишком ее идеализируя.
Да, нужно быть к ней снисходительной, ведь все ее дороги закончились здесь, и очень тяжело, если после долгого пути вдруг выясняется, что на самом деле ты не сдвинулся с места.
– Ты встречаешься с цыганом? – напрямик спрашивает тетя Мариана, появившись передо мной. Она надела нижнюю рубашку и халат из черного атласа. Мне она кажется в нем какой-то торжественной и слабой. Наверное, потому что еще не успела накраситься после душа.
– Кто тебе это сказал?
– Твой шеф, сеньор Ориоль как-то упомянул. Знаешь, он меня очень уважает. Он дал тебе работу только благодаря мне, и ты могла бы выйти замуж за его брата Эдгара, который работает адвокатом. Он молод, красив и, когда получит наследство от матери, станет очень богат. Ты могла бы стать его женой, если не захотела делать карьеру. – Тетя садится в кресло и надменно смотрит на меня своими запавшими глазами. – Можно узнать, чем ты занимаешься с цыганом?
– Тем же, чем с любым другим, но с гораздо большим удовольствием, – отвечаю я, стараясь не дать ее высокомерию смутить меня.
– Ты такая развратная.
– Не тебе говорить…
Ей не удается скрыть впечатление, которое произвела на нее моя выходка. Ее зрачки изучают меня, и я еле заметно дрожу, втайне надеясь, что ее глаза не смогут проникнуть внутрь и все разрушить. В нашу эпоху, когда состояния появляются, растут, исчезают, переходят из рук в руки, я верю, что моя единственная и настоящая собственность – это мои мысли. И я собираюсь держать их как можно дальше от нашей ведьмы.
– Какой развратной надо быть, чтобы спать с мужем своей племянницы, а потом продолжать жить в ее доме, как будто ничего не произошло, давать всем указания и медленно, день за днем отравлять всем жизнь? – продолжаю я, прежде чем она успевает отреагировать. – Возможно, с твоей точки зрения, иметь друга-цыгана – это неприлично, а мне кажется, что ты побила все рекорды, трудно представить себе что-то более безнравственное.