Я услышал приближающийся неясный гул чьих-то голосов и шаркающих шагов, повторяющихся многократным эхом в подземелье. Эхо гуляло по коридору, который я только что за собой оставил, а вслед за эхом ко мне приближались люди.
Я всполошился и стал искать место, где бы укрыться. Глаза мои постепенно привыкали к слабому свету, просачивающемуся через щели. Мне показалось, что впереди и немного справа от себя я увидел очертание какой-то тумбы. Я отправился туда. Как я ни оберегался, но все-таки потерял тумбу из виду и нашел снова, лишь налетев на нее коленкой. Я присел и стал ощупывать тумбу руками — она была сделана из такого же холодного, как и все вокруг, камня. Голоса быстро и неумолимо приближались. И тут меня снова посетила удача: внизу тумбы я нащупал какую-то нишу, достаточно просторную, чтобы в нее можно было влезть ползком. Впрочем, просторная она была только относительно, я потратил много усилий, пока надёжно укрылся под тумбой. Мне пришлось повернуть голову на сторону и так вползать, изо всех сил цепляясь ладонями за пол и толкаясь ногами. А когда я все-таки втиснулся, то уж повернуться там не мог никоим образом. Однако выбирать! было не из чего и некогда.
— Нет никого. Но кто-то здесь был, я тебе говорю точно.
— Да кто был? Никого тут не было.
— А кто фанерку отодвинул?
— Да ты сам так жрать спешил, что забыл ее впопыхах прикрыть.
— Я точно помню, что положил фанеру на место.
— Да ла-адно. Он помнит! Когда ты жрать хочешь, ты вообще ничего не помнишь, к тебе тогда даже подходить-то опасно.
Такой разговор слушал я, лежа под тумбой. Свет от фонарика скользил иногда по полу, но из своего укрытия я не мог видеть даже ног вошедших. Однако я слышал, как эти ноги пошаркали к моей тумбе.
— Я боюсь, как бы сюда эти пацаны не залезли, — произнес тот голос, который подозревал, что я где-то рядом.
— Да ты что?! Это после того-то, как ты их сам из этого склепа напугал. Не-е, больше не сунутся. Ты только вспомни, как они орали. Их же словно ветром сдуло.
— А ты себя в детстве вспомни. Как мы с тобой школу подожгли. Как нас с тобой выгнали и как мы в Крым укатили. Вспомни, вспомни.
— Так то мы. Сейчас уже молодежь не та.
— Откуда ты знаешь?
— Жизнь у них другая.
— Ладно, пошли стенку простукивать, может, еще тайник найдем.
Шаги вновь зашаркали по полу склепа. Теперь уже от меня. Затем раздался гулкий металлический удар, видимо, распахнувшаяся дверь в подземелье ударилась о стенку.
— Икону бы найти, — донеслась последняя фраза удаляющихся приезжих. Я, конечно же, узнал их голоса. А эти последние слова заставили меня напрячься, я почувствовал, что в них, возможно, кроется разгадка всех чудес Ворожеева.
Полежав еще с минуту под неведомой тумбой, я стал потихоньку выбираться. А как только выполз, тут же начал поиски двери, которая привела меня из подземелья в склеп Куделина. Она оказалась в той стороне, где я ее и искал, только немного левее, чем рассчитывал. Теперь я радовался, что дверь открывается бесшумно, приезжие не могли услышать, что я собрался последовать за ними.
Уже спускаясь по лесенке, я услышал где-то впереди в коридоре отдаленное постукивание, словно кто-то ходил с колотушкой. Я догадался, что это приезжие простукивают стенку. Иногда между постукиваниями раздавались их голоса. Я тихо-тихо пошел в их сторону. Вскоре мне удалось приблизиться на такое расстояние, с которого я мог различать, о чем говорят эти искатели тайн подземелья. Разговор их касался все того же, очень интересующего меня, предмета, а говорили они приблизительно вот что:
— Да, может, давно уже нет этой иконы и в России-то, — горячился тот из приезжих, который вспоминал золотое детство.
— Ну да, нет, а где ж она? — возражав уже знакомый мне обладатель синей куртки.
— Продали за границу.
— Это во время войны-то?
— Ну, немцы вывезли. Или, может, ее укрывал кто-нибудь из деревенских, а потом, когда время прошло, куда-нибудь пристроил.