— Ерунда, — заявил полковник, — их и в Ворожееве-то уже нет. После Егорова разноса они сегодня утром уехали.
— Тем более, — настаивал я, — значит, сегодня они и полезут. Они только вид сделали, что уехали, а сами выждут момент, когда баба Дуня из дома уйдет, и полезут.
— Поехали, — устало отмахнулся от меня Пал Палыч. Мол, и разговаривать тут нечего.
— Поехали, — согласился папа, поддал газа и, выждав момент, ловко развернулся между проходящими машинами прямо через разделительную полосу.
— Ты куда?! — завопил Пал Палыч. — Совсем вы, что ли?..
— Паша, ты армейский полковник. А я — следователь. Семь лет в милиции оттрубил, — спокойно осадил его папа. — Не лезь.
Пал Палыч недовольно замолчал, но больше в действия отца не вмешивался.
Теперь мы летели назад в Ворожеево. Папа как мог гнал «УАЗ». Но я не беспокоился, что-что, а тачку он водить умеет, даже в гонках на выживание участвовал. Вскоре мы были у поворота, а еще через минуту папа притормозил у развилки проселочных дорог, каждая из которых вела в Ворожеево, только одна через лес, а другая через Андреевку. На сей раз через лес он не поехал.
Оказалось, Пал Палыч не ошибался, дорога на Андреевку была не лучше лесной, а пожалуй что, и похуже. Но отец был предельно собран, и мы больше не попались в капкан обледенелой колеи. На хорошем ходу мы миновали Андреевку, благо, улица ее была пустынна, как и все деревенские улицы в зимнюю пору. А за деревней дорога пошла еще хуже. «УАЗ» теперь прыгал, как бешеный конь, и нам приходилось туго. Скорость резко упала, но все-таки с каждой секундой мы приближались к Ворожееву.
Раскачиваясь в салоне «УАЗа», я пытался всматриваться через отцовское плечо в панораму лобового стекла, отмечая про себя вехи уже знакомого мне пути. Вот и коровник, который совсем недавно поверг в ужас меня и Светку своим ночным электрическим сиянием. Скоро уже Ворожеево.
Первой над пригорком выглянула полуразрушенная колокольня, несмотря ни на что упрямо возвышавшаяся над окрестностями деревни. Затем показались голые кроны прикладбищенских берез, и, наконец, чуть в стороне от дороги две белые крыши вынесенных за околицу домов с черными пеньками печных труб на макушке. Ближайший — дом приезжих реставраторов, следующий — бабы Дунин, ведьмин.
— Направо, ко второму дому, — подсказал я папе.
Наш «УАЗ» остановился у самых ворот.
— Сидеть в машине и никуда, ни при каких обстоятельствах, — повернувшись к нам со Светкой, сказал папа.
Сам он вылез из машины, коротко бросив через плечо Пал Палычу:
— Пошли.
Они открыли калитку и двинулись по дорожке к крылечку, и, когда уже стали подниматься по ступенькам коротенькой лестницы, я тоже открыл дверцу и полез наружу из «УАЗа».
— Куда? — ухватила меня за рукав Светка.
— Отстань, — я вырвался из ее пальцев и прикрыл за собой дверцу.
Дверь бабы Дуниного дома оказалась запертой, на стук отца и крики дяди Паши никто не открывал. Изнутри доносилось истошное блеяние моей старой знакомой, черной козы с голубыми глазами. Собачка тоже побрехивала. Отец быстро сбежал с крылечка и завернул за угол, сунув руку за отворот своей кожаной куртки. Пал Палыч тоже спустился и, прихрамывая, поспешил к другому углу, чтобы обойти дом с противоположной стороны. Я пошел за отцом.
Когда я тоже завернул за угол, то никого не увидел. Только снег под открытым окном был весь истоптан, и во многих местах на нем розовели слегка заиндевевшие капли крови. Да какая-то ржавая железяка с обрывком цепи торчала тут же из маленького, наметенного у стены сугроба.
ГОНКА НА ВЫЖИВАНИЕ
Отца нигде не было видно. Я остановился, волнуясь и недоумевая, куда он пропал. Из-за про-
тивоположного угла дома появился Пал Палыч.
— Ты чего тут? — начал он. — А где Владислав?
Я пожал плечами, и тут же из окна, гремя оконной рамой, выглянул папа.
— Опоздали, — констатировал он, не обращая внимания на то, что я нарушил его приказ и покинул машину. Впрочем, не я один. Светка тоже тихонько подобралась и стояла уже у меня за спиной.
— Где тетка Дуня? — спросил отца Пал Палыч. — Чья это кровь?
— Кровь вора, — отмахнулся папа. — Один из них в капкан угодил. Ваша ведьма волчьих капканов под окнами понаставила.
— Во дает тетка! — Пал Палыч даже ушанку стянул с головы, так его это удивило.