— Значит, увезли его в город? — растерялся Новиков.
— Да ненадолго! Эта чума хуже язвы. Надысь сызнова приволок его отчим. Уже стемнело, глядь, машина с большака свернула к нашей околице. И крадучись, будто на цыпочках, без свету, подъехала к дому Волчихи. Я аж обмерла. Нехорошее подумалось. Ну скажи, милок, на что в своей деревне прятаться, от кого? От нас, пяти старух? Срамотища! Понятно стало враз — опять тот Мишка что-то отчебучил. Иначе не вытаскивал бы его отчим за шкирняк, не пинал бы ногой в задницу. Но все молча, тихо. В избу впихнул, а сам и пяти минут не пробыл, тут же уехал обратно в город. А Мишка здесь остался. Но с избы нос не выдергивает, на улице не показывается. Я и спроси Волчиху намедни: «От кого твой Мишка прячется? Аль сызнова набедокурил змей?» Бабка долго крепилась, молчала, а потом как заголосила: «За что на мою голову беды валят? Чем я грешней других? Почему не сын, а этот выродок у меня живет? Истерзал он мою душу вконец! Ведь опять связался с поганцами. На мать и отчима грязные слова говорит и грозится им всякий день. Сколько тепла ни вкладывай в его душу, сквозняками выдувает враз».
— Что он в этот раз отмочил? — спросил Виктор.
— Кто ж знает? Видно, вовсе продыху не стало, что бабка от него волком взвыла. И хотя мы все вместе ходили в лес за ягодами, настроение у Волчихи препоганое. Хмурая, слова с нее не выдавишь. Голова у бабки в последние дни болеть стала. А тут к нашим старухам, будто сговорившись, внучки понаехали. Да такие пригожие стали, ну а были — сущие лягушата. Тут же выровнялись, все у них где надо появилось. Из соплячек девки состоялись. Эти, не зная про Мишку, а нас и вовсе не стыдясь, в огороде своим бабкам чуть не голышом помогали целыми днями. Ну, тот змей сколько мог терпел, а потом высунулся наружу. Девки, что значит городские, даже не покраснели. Ни спрятаться, ни одеться и не подумали. Так и сидели сиськами навыкат. Задницы и вовсе гольные. Одним шнурком прикрыты. Ну, Мишка весь в родного отца удался. С виду пригожий, а уж до девок охоч, страсть какой горячий. Ну а девчата мигом приметили, как тот жеребец ногами топочет. Давай шутить с ним, забавы затеяли, в прятки играться. Ох и не порадуются. Мишкин отец тоже вот таким был. Все играл. А сколько девок бабами сделал? Полдеревни под себя подмял. И Мишка не лучше. Такой же барбос! Вчера ночью вышла за сарай по нужде. Глядь, что это? А Мишка на моей скамейке, какая в саду стоит, уже Ритку приловил и жучит. Сама виновата. Не надо перед парнем голышом ходить целыми днями. А то, стыд потерявши, носятся как дикарки, потом вопят — отпусти, больно. А не дразни парня.
— Ну не знаю, только слышал я, что один на один ни одному не удалось девчонку одолеть помимо ее воли.
— А кто знает, как у нынешних? Да и какое дело мне до них? Одно чудно, что Мишка тот от людей целыми днями прячется, а ночью, как черный кот, выходит на свою охоту. Увезли его родители от городских бед, так он их в деревне сыщет. Этому недолго. Вчера в сумерках видели его в орешнике. Уже с другой любовь крутил, — качала головой бабка.
— Да, Мишке ночью не до сна! — усмехался Виктор, обдумывая свое.
— Не-е! Этот тож на сеновале спит!
— И конечно, не один?
— А мне какое дело? Мишка не мой внук. Нехай Волчиха его по хребту коромыслом гладит.
Виктор, поговорив с бабкой, выглянул в окно. Дождь уже кончился. Степановна попросила помочь ей нарубить дров. Новиков взялся за топор. Время от времени, словно невзначай, смотрел на дорогу, дом Волчихи, чувствовал, что за ним наблюдают в окна из других домов.
«Брать его надо вечером. Пока не сбежал он отсюда. Хотя куда ему? Двести с лишним километров Мишка не пройдет пешком. Но у него есть сотовый, созвонится со своими и уедет. Только тут девки появились. Пока держат Мишку. Сам по себе не поспешит, однако если почует малейшую опасность, смоется тут же. А мне зачем ждать?»
Достал из кармана телефон и, укрывшись за кучей дров, поговорил с оперативниками. Договорился, что те приедут на машине без мигалок, остановятся у околицы. Фары будут выключены. В машине останется один водитель.
— Значит, в восемь жду! — повторил Виктор и выключил телефон.
Едва сунул его в карман и встал из укрытия, увидел в двух шагах от себя человека, одетого по-городскому, но небрежно. Еще молодой, в кудрявых русых волосах заблудилась зеленая трава. Человек, растерянно улыбаясь, попросил закурить. Получив сигарету, прикурил и спросил, глядя на Новикова:
— К бабке приехал? Из города?