Игорь предложил ему.
— Суд будет идти долго. Давай пацана своего отвези к ребятам. Зачем ему душу рвать? Уж потом, когда к концу дело двинется… Не стоит психику ребенка надрывать. Он только стал выравниваться.
— Да брось! Он мне уже бабу советует завести. Ту, из пивбара, Ксению советует! Понял?
— Молодец! Настоящий мужик! О тебе заботится. И ты не теряйся! Ксюшка чистый человечек. Она путевому мужику подарком будет всю жизнь. Но пока не нашла свою судьбу. Не повезло. А и ты комплексуешь. Я бы советовал тебе присмотреться к ней. Но пойми верно, не навязываю. Это дело твое.
Утром Евгений отвез сына к Игорю. Увидел, как ребята окружили его мальчонку, оживленно заговорили о чем-то своем, смеялись громко, заразительно. И он, довольный, поехал на процесс.
Он начался минута в минуту, без опоздания. Когда в зал под конвоем ввели Мишку, Евгений, увидев убийцу, разозлился: «Эдакий слабак, ничтожество, ублюдок и урод, сущий кретин, как посмел убить Лельку? Ведь на человека не похож!»
Мишка глянул на Женьку, сразу понял, кто он, и, скорчив гримасу презрения, поднял голову, прошел мимо, отвернувшись.
— Чтоб ты сдох, паскуда! — донеслось до слуха Волчкова. Он увидел Тоньку, сидевшую рядом с Евгением мрачной горой.
Баба плакала от досады, что не имеет возможности достать киллера и свести с ним счеты по-своему. Она несколько раз видела Мишку в пивбаре, но никогда не подозревала, что он может убить подругу. Да и видимого повода не было.
Ближе всех к Мишке сели мать с отчимом. Они не слушали государственного обвинителя, зачитавшего заключение. Он попросил у суда определить наказание в десять лет с отбыванием в колонии строгого режима.
Евгений в душе поблагодарил прокурора. Тот был суров и непреклонен, не забыл связь Мишки с бандитами. И отметил, что даже те не решились на подобное.
Потом дали слово защите. Адвокат говорил очень долго. Он даже взял из архивов школы и института характеристики Мишки и читал их громко, с выражением, так что один из присяжных не выдержал:
— Ну чего надрываетесь? Сколько лет назад учился подсудимый в школе? Вуз бросил давным-давно! К чему вспоминать прошлое? Вы по делу говорите. Не тяните время впустую!
Были прения сторон. Потом снова просил слова адвокат и упрекал обвинение в том, что прокуратура односторонне изучала дело, не учла, что подсудимый впервые совершил преступление, до этого он ни разу не был замечен в драке. Что от крутых Мишка отошел сам и навсегда, его никто не убеждал, не отговаривал. А значит, моральный стержень крепок. Что в задачи общества прежде всего входит воспитание человека, а Мишка не потерян для людей. Ему присуще чувство сострадания и понимания. Он сам раскаялся в случившемся и чистосердечно признался, а это в суде нельзя игнорировать.
— Вы не учите нас азбучным истинам! — не выдержал председательствующий суда, с неприязнью глянув на адвоката.
Евгений слушал молча. В зале суда кипели страсти, присутствовавшие кричали Мишке:
— Ты, заморыш гнилой пизды, зачем на свет вывалил, паскуда? Ту транду, что высрала, горячим свинцом надо было залить! Чтоб дикие псы порвали эту суку бешеную!
— Прошу без оскорблений. Иначе удалим из зала заседаний! — пригрозил судья.
— Попался б он мне в руки на воле, не только яйцы, башку с резьбы скрутил бы мудаку! Глистопер гнойный, тухлота вонючая, такого живьем урыть! — неслось отовсюду.
— Прекратите выражаться! — кричал судья, но его голос заглушали.
— Опетушить блядюгу и «розу» в жопу вставить ему и защитнику — лысой манде! Тут его родители! С них начать надо! Обоих в куски порвать!
— Заседание окончено! Дальнейшее рассмотрение дела переносится на завтра! — донеслось до Евгения. Тот глянул на Тоньку. Баба сидела зареванная, никого не видя вокруг.
— Пошли! Приговор, я думаю, завтра огласят. — Евгений подал ей руку. Баба встала. Глаза в слезах. Еле держится на ногах. Проходя мимо клетки, где сидел Мишка, сказала громко:
— Чтоб ты сам свою жизнь проклял и молил о смерти как об избавлении…
— Пошла ты на хер, дешевка! — услышала в ответ.
Все присутствовавшие в зале мигом повернули от двери к клетке. Охрана еле сдерживала закипевшую ярость. Мишку срочно затолкали в машину, и тот вскоре снова оказался в камере. Уж какое там свидание с матерью и отчимом. Всякая секунда промедления могла стоить жизни.
— Притырок! Козел! Теперь бы со своими трекал. Домашней жратвы похавал бы! Нынче снова баланду жрать станешь, отморозок! Тебе ли пасть отворять, урод долбанутый! Валяй в камеру, чума вонючая! — Мишку втолкнули, сказав напоследок: — Таких паскуд стрелять надо!