Заинтригованный и измученный догадками я пошел на ее семинар. Лично мне распознавание подлинности художественных произведений по маркировке оригинальных составляющих их химического состава вообще кажется бесперспективной темой. Как минимум потому, что при создании базы таких маркеров и оборудования, способного почувствовать эти маркеры в воздухе метод определения подлинности художественных произведений кажется не просто жизнеспособным, а довольно точным. Почти безупречным. Исследователю достаточно выяснить каким составом красок пользовался тот или иной художник, чтобы понять подлинный перед ним шедевр или скажем, более поздняя подделка. С таким прибором Марию вряд ли пустят хотя бы в один художественный музей, располагающий более-менее внушительной коллекцией картин старых мастеров. Почему? Да кому же хочется раскрывать всему миру количество подделок, которые они выдают за подлинники! Я лично знаю трех коллекционеров, в залах которых висят полотна, до сих пор выставленные в Лувре и Лондонской национальной галерее. Именно эту мысль я и изложил ей в записке. Она прочла, усмехнулась и ответила, что для парня, который весь час дремал на заднем ряду вполне неплохо. Значит она меня заметила. Я действительно не проявлял особенного интереса к тому, о чем оно толковала с кафедры. Я наблюдал за ней. Я трое суток места себе не находил, с тех пор как она вручила мне тот самый флаер. Меня вовсе не захватила идея вот так изящно вывести на чистую воду всех владельцев художественных ценностей. Я просто хотел ее увидеть еще раз. Просто увидеть. Теперь, после того как она ответила на мое дурацкое послание, я захотел большего. Видеть ее стало пройденным этапом. Я хотел с ней говорить. Я понимал, что запутываюсь в собственных сетях. Ведь в это преследование с призовой морковкой, которой по сути являются флирт и ухаживание в данный момент играю я один. Она понятия не имеет, что стала целью моего существования. Что я сам себя обманываю, сам, а вовсе не она ставлю себе цели, сам их преодолеваю, и снова себя обманываю, словно одержал маленькую победу в большой битве. Ей об этой битве совершенно неведомо. Она просто пошутила со мной, отреагировала на одно критическое замечание в потоке восторженных откликов, а я уже раздул из этого целое событие. Я пытался себя остановить, но сам же и понимал — я уже собой не владею. Я не успокоюсь, пока она не будет моей. Я стал хищником, который почуял запах своей жертвы, как тот самый пока еще воображаемый прибор способный уловить микроны вещества из воздуха. Я почти ощущал вкус ее губ, я гладил пальцами ее кожу, закидывал мягкую прядь волос ей за ухо. От этих видений у меня зудело где-то внутри позвоночника и стучало в висках. И я не спал все три ночи до этой встречи. Адреналин бурлил в моей крови в таком количестве, что я мог бы совершенно спокойно победить на олимпиаде. В любом виде спорта. Хоть в фигурном катании, покажи мне, что там нужно сделать на льду чтобы выиграть. 72 часа без передышки. Я так устал, что сердце мое едва не лопалось от натуги. Она была мне жизненно необходима. Можно и так сказать. Может быть, мой измученный вид натолкнул ее на какие-то размышления. Во всяком случае, когда все начали расходиться, а я так и остался сидеть на своем последнем ряду, пребывая в непонятном не то полусне, не то полу забвении, она поднялась по ступенькам аудитории и села рядом.