Прямых доказательств не имелось, но Акулов не сомневался в том, что Борисов приложил руку и к его, Андрея, аресту по состряпанному обвинению в превышении власти. Около двух лет Акулов отсидел в СИЗО и на суде был выпущен за недоказанностью вины. Уголовное дело отправили в прокуратуру для проведения дополнительного расследования, где оно валяется до сих пор и будет валяться, пока следак не соберется с духом его прекратить, так как доказать что-либо уже решительно невозможно, — «потерпевшие» от действий Акулова наркоман со стажем Олег Новицкий и его жена давно мертвы [4].
— Меня это не удивляет, — повторил Волгин и после короткой паузы высказал свою догадку: — Бориска знает, что мы летом задержали Заварова и, переговорив, выпустили с миром?
— Вот именно.
— Не вижу ничего удивительного. Скорее всего, Заваров сам ему об этом рассказал. Когда его задержали вторично, он наверняка пришел к мнению, что сделано это с нашей подачи, а история про «черного», который опознал его на улице, сочинена для обставы. Хотели остаться чистенькими, не нарушать своих обещаний, вот и загребли его чужими руками. «Все менты одинаковы» — я это прочитал в его глазах еще тогда. Может быть, после общения с нами Заваров начал думать о милиции лучше, но как только Борисов застегнул на его запястьях наручники, а прокурор санкционировал арест, он раскаялся в том, что позволил себе нам поверить.
— Ты его оправдываешь?
— Я его понимаю. Хотя сам бы так, конечно, никогда не поступил.
— Ты считаешь, что мы в чем-то виноваты? Приложили слишком мало усилий для доказательства своей искренности? По-твоему, теперь, когда мы его снова поймаем, надо будет встать на колени: Артурушка, зайчик, честное слово, мы не виноваты!
— Я так не считаю, и у меня совсем нет уверенности, что мы его когда-нибудь возьмем. Если он не круглый дурак, то свинтил из города сразу после того, как вышел из тюрьмы. Прошерстим всех знакомых, объявим федеральный розыск и будем ждать, пока он где-нибудь попадется.
— Он никуда не уехал…
— Знаешь?
— Чувствую.
— Куда рулить?
— Улица Заповедная. Там его друг живет, возможно — самый ближайший. Антон Шмелев, они вместе воевали в Чечне. Борисов про этот адрес не знает, я с трудом вытащил его из Светкиной мамаши…
— А если Артур действительно там отсиживается? Ты плохо знаешь те места; вдвоем мы его не задержим.
— Его там нет, я уверен. Но, если повезет, можно разнюхать что-нибудь полезное. Так вот, Борисов мне сказал примерно следующее: «Я, мол, понимаю, почему вы отпустили Артура. Но видите, чем это закончилось? Нормальные пацаны пострадали…» Говоря, он рассматривал мой пейджер, и на лице у него было написано только одно: «Что же ты продешевил? Если брать, то по-крупному».
— Ты ему в морду не зарядил?
— Еще предоставится возможность.
Пейджер был подарен Андрею младшей сестрой. В отличие от него, капитана милиции, занимающего элитную должность оперуполномоченного группы по раскрытию умышленных убийств, она танцевала в каком-то шоу-балете и зарабатывала нормально. Подарки от женщин Андрей принимать не любил. За исключением каких-то особых случаев, наподобие дня рождения, все другие варианты казались ему граничащими с оскорблением. «У нас не Америка с их оголтелым феминизмом, — говорил он. — В ресторане за ужин с дамой должен расплачиваться мужик. Он же должен убить и притащить домой мамонта, а она — уметь его приготовить». Сестра Виктория возражала, что у него устаревшие, консервативные и домостроевские взгляды, но он упрямо качал головой: «По-твоему, лучше, когда в кабаке выписывают два раздельных счета, а потом она подает в суд иск за сексуальные домогательства только потому, что он на нее посмотрел с интересом?». Танцовщица, которой в отличие от капитана бывать за границей приходилось неоднократно, только посмеивалась и подначивала, вышучивая его «серость» и «невежество», но он на провокации не поддавался и стоял на своем. Пейджер был вручен «на память об освобождении», и Андрей, скрепя сердце, принял дорогой, по сравнению с его доходами, подарок, частично обосновав свое решение нежеланием обидеть сестру и частично тем, что такая вещь ему необходима в работе.
Приближался день рождения, тридцатилетний юбилей, и Акулов поневоле задумывался, какой сюрприз сестренка с матерью приготовят для него на этот раз. Мать тоже зарабатывала неплохо, так что не приходилось сомневаться — подарок будет дорогой. Настроения это не улучшало…
— Борисову не морду бить надо, он только красивее от побоев станет, — проговорил Андрей, возвращаясь мыслями к работе. — Что толку просто так махать руками? Как говорил один десантный генерал, его надо ударить дважды. Второй раз — по крышке гроба.
— Этот гроб еще надо суметь подготовить. Некоторые пытались, и ничего у них не вышло. Всем все понятно, но доказать что-либо не получается.
— Ерунда. Не бывает здоровых людей, бывают только недообследованные. А у Борисова не то что симптомы болезни — трупные пятна начинают проявляться. Ладно, хорош порожняка гонять. Мы ведь не диссиденты, которые упиваются своим мнимым унижением, нам делом надо заниматься. Со Светланой история действительно непонятная. Мать говорит, что Заварова после освобождения дочка не видела.
— Ты веришь, что он ей не позвонил?
— Как ни странно, но верю. То ли вся любовь в тюрьме перегорела, то ли не представилась ему такая возможность. Так вот, ничего про него они не знали до сегодняшнего… то есть вчерашнего вечера.
4. Светлана
Нельзя сказать, чтобы Светлана влюбилась в Артура с первого взгляда. И даже про второй взгляд сказать такое было нельзя, и про третий, четвертый… В общем, долго она присматривалась, решала, опасаясь, в очередной раз обжечься, дула на воду, пока, проснувшись как-то утром, не поняла внезапно, что новое чувство захватило ее полностью и надолго.
Хотелось верить — навечно. Прошлый опыт подсказывал Светлане, что вечных чувств не бывает… Ни у кого не бывает, а у нее — будут!
Не получалось у нее с парнями. Красивая, трудолюбивая, умная. Казалось бы, что еще надо? Или, наоборот, такой набор положительных качеств только отпугивает?