– Тогда почему всплыло столько дерьма? – спросил Самюэльсон. – Страна просто взбесилась.
– Потому что три кабинетных министра приняли денежные пожертвования от «Рекрут». Это не то же самое, что купить акции. Министры подали в отставку, и премьер-министру пришлось последовать их примеру. Глава «Ниппон Телеграф энд Телефон» также оказался замешанным. Этого довольно?
– И ты, сукин сын, вышел из этого сухим?
– Прежде всего, черт возьми, я не глава японского правительства и не директор крупнейшей мировой компании. И я не принимал пожертвований, мне дали шанс купить тысячу акций, и я купил их. Все вполне законно.
– Что меня смущает, Алан, так это то, что ты оказался внутри всего этого, ты знал всех этих людей.
– Я же сказал, в этом нет ничего дурного.
Самюэльсон покачал головой:
– Ничего дурного, если люди правильные. А ты был знаком с «неправильными».
– Что ты имеешь в виду? – огрызнулся Пинкстер.
– То, что ты был связан с криминальными структурами. – Самюэльсон сел на ручку кресла, скрестив руки на груди. – Ты был связан с убийцами из якудзы.
– Якудза – это не мафия.
– Ну конечно. Они делают деньги весьма старомодным способом – убивают ради них. – Самюэльсон улыбнулся своей шутке.– Тебе знакомо имя Цусуми Исии?
– Исии очень богат. Он любит раннего Пикассо, хорошо играет в гольф.
– Еще бы он плохо играл, – фыркнул Терри Слоун. – У него четыре поля для гольфа.
– Что ты делал для него? – спросил Самюэльсон.
– Недавно японцы серьезно начали покупать искусство. Сначала это было искреннее желание обладать западной живописью, но вскоре они стали соревноваться между собой, приобретая самые дорогие картины. Я увидел, что можно покупать в Европе и Нью-Йорке, а продавать в Японии…
– Все это мы знаем, – перебил его Самюэльсон. – Поэтому ты создал «Пасифик Боул» и пришел к нам за деньгами.
Пинкстер промолчал. Отвернувшись от Самюэльсона, он что-то записал.
Тишину прервал Терри Слоун:
– Вы знакомы с Акио Саватой. Что вас связывает?
– Только дела, – ответил Пинкстер.
– Автомобили, недвижимость, проституция? Какие дела? – потребовал Самюэльсон.
– Вымогательство, подлоги? – добавил Терри Слоун.
– Савата богат, и я не спрашивал его о родословной или о том, как он нажил свое состояние. – Пинкстер отодвинулся от стола. – Он покупал картины, а остальное мне было не важно.
– Тогда откуда у нас проблемы? Савата один из самых богатых людей в Японии, и, насколько я понимаю, он ввязался в «Пасифик Боул» и должен уйму денег.
Пинкстер покачал головой:
– У нас нет контракта. Савата не подписывает контрактов.
– Как ты можешь вести дела без контракта? У тебя ведь что-то есть? Какое-нибудь письмо?
Пинкстер нанес на губы еще бальзама.
– Когда имеешь дело с Саватой, вы с ним разговариваете просто так, потом он описывает картину и говорит, что она ему нужна. И кланяется.
– Как? Кланяется? – Самюэльсон опять вскочил и засунул руки в карманы.
Пинкстер кивнул.
– Именно так.
– Он сказал, какая картина ему нужна? – спросил Терри Слоун.
– Мы с Акио Саватой говорили о картинах Жоржа Сёра. Их не очень много, и те, что находятся в частном владении, в Америке. Я знал, что интерес к нему растет, и Акио тоже знал. Время было подходящим – или так мы думали, по крайней мере, – и я сказал, что присмотрюсь, и как раз мне посчастливилось приобрести неплохой рисунок на аукционе Сотби в Нью-Йорке. Он стоил четыреста тысяч долларов. Я продал его Акио за полмиллиона. Потом один агент из Чикаго описал мне картину, которая бы прекрасно подошла Савате. Большое полотно, которое Сёра написал незадолго до смерти. – Пинкстер отвернулся от Самюэльсона и Слоуна– Я начал поиски, и вскоре из Парижа пришло известие, что осенью откроется большая выставка Сёра Чертовы французы никогда о нем не вспоминали, и вот на тебе. Агент удвоил цену до восьми миллионов, и я купил, пока цена не поднялась выше.
– Сколько заплатил Савата?
Пинкстер ответил не сразу, он снова что-то написал. Затем посмотрел на Самюэльсона.
– Он ничего не заплатил. Сказал, что цена слишком высока и что он собирается закрыть свои галереи.
– Он кланялся, черт возьми,– сказал Самюэльсон. – А ты говорил, это все равно что контракт.
Пинкстер как-то странно улыбнулся:
– Ты очень наивен, Бад. Савата поклонился, а это значило, что он хотел бы иметь Сёра. Это его ни к чему не обязывало.
– И ты знал об этом?
– Конечно. Это риск. Я получу то, что заплатил за Сёра, но мне потребуется время. – Пинкстер встал и посмотрел на Самюэльсона и Терри Слоуна. – Предлагаю вам внимательно выслушать то, что я вам сейчас скажу.
Самюэльсон вернулся к своему креслу. Терри Слоун подвинулся так, чтобы видеть лицо Пинкстера, и сказал:
– Небольшое напоминание, Алан. Все записывается.
– То, что я скажу, не займет много времени, и можете, черт возьми, все записывать.
Он сел на край стола и поглядел в окно, в темноту, опустившуюся на город.
– Давайте кое-что вспомним. Японцы всегда любили западное искусство. В восьмидесятые они начали покупать старых мастеров и европейское искусство. Картины были хорошим вложением денег и надежным способом повысить свой престиж. В особенности они любили французских импрессионистов, и многие бизнесмены начали соревноваться между собой, пытаясь купить более ценную картину, чем другие. Человек по имени Морисита, которого когда-то осудили за вымогательство и подлог, потратил на свою коллекцию девятьсот миллионов долларов. Рёй Сайти, глава гигантской страховой компании, заплатил за картину Ван Гога восемьдесят два миллиона долларов и семьдесят восемь за одного Ренуара, а потом имел наглость потребовать в своем завещании, чтобы обе картины сожгли с его телом во время кремации. Торговая компания «Итоман» купила более четырехсот картин, что обошлось ей почти в полмиллиарда долларов, а корпорация «Мицубиси» купила двух Ренуаров за тридцать миллионов.
Говоря это, Пинкстер обошел стол для совещаний и вернулся к своему креслу.
– Простите за монолог, но это освежит вашу память и поможет понять суть проблемы. Именно японцы создали рынок искусства, и они же разрушают его. Их экономика основана на зыбучих песках. Когда фондовая биржа торгует в таких масштабах, а скандалы подрывают финансовое положение каждый год, это ведет к катастрофе. Вы знаете, что такое зайтек?
– Нелегальные формы подсчета. Двойная бухгалтерия и все такое.
– Вовсе нет, – возразил Пинкстер. – Японцы более изобретательны. У них зайтек – это финансовая инженерия. По-нашему, это использование предметов искусства как валюты. – Пинкстер устроился в своем кресле. – Правительство ограничивает цену на недвижимость. Но если собственник хочет получить больше, он берет деньги плюс небольшую картину Дега или Пикассо. Вот что такое зайтек в Японии. У меня есть три клиента, каждый из них покупает по одной, иногда по две картины в месяц. Затем министерство финансов начало расследовать каждую сделку, превышающую сто миллионов иен. Искусство перестало быть твердой валютой.
– Что ты хочешь сказать? – Самюэльсон начал терять терпение.
– Я хочу сказать, что у меня сейчас двадцать одна картина стоимостью девяносто восемь с половиной миллионов долларов. Я мог бы продать их за сто пятьдесят или за сто восемьдесят миллионов. Но сейчас на рынке искусства похолодало, и я не смогу выручить и восьмидесяти миллионов.
– Но можно продавать не только японцам, – сказал Терри Слоун.
– Ну-ка. – Самюэльсон наклонился, вытянул руки и уперся ладонями в стол. – Ты не можешь получить нужную цену, потому что японская экономика в заднице, и ты хочешь, чтобы мы подождали, пока она оттуда не выберется? Так я понимаю?
– Примерно. Я не знаю, сколько точно потребуется времени, но их экономика восстановится.