— Трупы не выносили?
— Не-а, все живы. Не дают нам, — хохотнул кто-то из темноты. — Они бы у нас быстро сознались во всем. Но командир сам там нас не пускает, приказал, если прокуратура появится, не пускать их ни под каким соусом.
— Да уж вряд ли они сунутся. Ночь на дворе.
— Они сейчас пьют на Ханкале, победу празднуют.
— Откуда знаете?
— Разведка знает все!
— Логично. Меня пропустите?
— Так вы же не из прокуратуры, с нами были. Конечно, проходите, тут аккуратно, ступенька сломалась. Придурок «Зверь» вытащил кирпич.
— Зачем, вон их сколько в округе валяется. — Я удивился, чего-чего, а строительного хлама и мусора везде было полно.
— Вот и мы спрашиваем — «Зачем»? А ему лень идти куда. Он его пальцами раскрошил. Придурок. Но духи полные штаны наделали, когда он завязал арматурины на шее узлом, и стал этот узел у каждого по очереди затягивать.
— Тут каждый в штаны от страха наделает.
— Ну да. Они же просто люди, хоть и духи. А жить все хотят.
— Ну, давайте, провожайте, чтобы шею не сломать в потемках. — Я шагнул в темноту подвала.
Боец быстро проводил меня вниз. От незнания действительно можно было кувырком упасть.
Пленных развели по углам, тихо вели допрос. Ступников, Молодцов, Гаух допрашивали по двое пленных, а Калина и Разин — по одному.
Подошел к Ступникову, тронул за плечо.
— Не помешаю, товарищ подполковник?
— Нет, конечно. Да почти закончили.
— Понятливые?
— Хорошие ребята. Сначала дурака включали. Мол, мирные беженцы. И ранения получены при уборке снега и расчистке грязи. Но все вместе им объяснили, и у них враз прошел приступ массовой амнезии, и они чертовски интересные вещи рассказывают. Кстати, а ты знаешь, что Калину и нас с тобой уже хотели оттащить на Ханкалу и допрашивать в качестве подозреваемых?
— Я спал.
— Поэтому будить не стали. Доложили в ответ на запрос, что Калина лежит с острым приступом радикулита, ну а у нас с тобой сердечный припадок.
— А почему не наоборот?
— Ты посмотри на этого гоблина, разве у него может болеть сердце, — он кивнул на Калину.
Слабое освещение кидало причудливые тени по углам. Калинченко в этом неверном свете представлялся человеком-горой.
— Да, ты прав, у этого сердце болеть не может, разве только с глубокого перепоя.
— Мячиков звонил, сказал, чтобы мы не дрейфили, отбиваемся. Главное — результат. А его столько, что хоть сейчас разворачивай колонну — и вперед, то есть — назад, тьфу, запутался, ну, то есть на Старые Атаги.
— Так все серьезно?
— Хуже некуда. Мы с тобой и половины не знали.
— Я думаю, что процентов десять мы с тобой знали, Саша.
— Обижаешь, мы знали больше! — обиженно протянул Ступников.
— Долго еще? Давай помогу.
— Да, в принципе, я закончил. Так, сидим за жизнь базарим. Кто больше не прав в этих войнах.
— И какой счет?
— Один ноль в нашу пользу.
— Убедил?
— Да нет, конечно, просто мы его в плен взяли, а не он нас. Вот и весь аргумент.
— Понятно. Железобетонно. У него своя правда, а у нас — своя. Истина как всегда где-то посередине спряталась.
— Примерно так.
— Ну, что, — Саша обратился к одному из задержанных, — жить ты будешь, как я обещал. С афганцем твоим мы завтра разберемся, — тот хлопал глазами и следил за интонациями в разговоре, — время до утра есть, так что, мужик, думай. С друзьями посоветуйся, коллективный разум еще что-нибудь подскажет. И есть у нас такая программа, как защита свидетелей. Но надо быть очень важным свидетелем, чтобы под нее попасть Понимаешь, мужик?
— Да. — Задержанный кивнул.
— Я закончил. А вы, мужики? — обратился Ступников к окружающим.
— Закончил.
— И я.
— Я тоже.
— До дома, до хаты. — Саша встал, растер онемевший зад, потянулся. — Если что важное — можешь разбудить в любое время суток. Идем, Сережа, покурим на свежий воздух. Устал я.
Мы вышли на поверхность. Хоть и находился я в этом подвале не больше десяти минут, но ночной воздух показался мне таким приятным и вкусным!
— Значит, так, разведчики, — Ступников обратился к часовым, — духов пальцем не трогать. Если вдруг попросят меня позвать или любого другого офицера, из тех, что допрашивали их — звать в любое время суток. Понятно?
— Так точно, товарищ подполковник! — ответил кто-то из разведчиков.
— Вот и хорошо. Идем, вкратце расскажу, что удалось узнать. — Саша тронул меня за рукав.
Спустились с лестницы, отошли в тень, чтобы не было слышно.
— Хачукаев получает информацию из Грозного, Москвы, Ханкалы. Ведет очень даже активный обмен.
— Судя по его осведомленности, этого следовало ожидать.
— Хизир набирает обороты, к нему приезжали два эмиссара из арабов, они проводили что-то типа инспекторской проверки по Чечне, встречались почти со всеми влиятельными командирами. Обещали деньги. Все ждут начала весеннего периода, чтобы тогда ударить по всей группировки, по всей Чечне. Жаждут повторить реванш, что получился у них в августе 1996.
— Ну, это вряд ли. Не та обстановка.
— Но крови попьют и прольют немало.
— Вот и я про это. И что, Саша? Как наши и другие службы пропустили этих эмиссаров?
— Все просто, гуманитарная помощь, соблюдение прав человека. Наши даже им вооруженную охрану дали, сопровождали колонну по Чечне, чтобы бандиты не напали. Шпионы кругом одни. Так и паранойя будет развиваться.
— Шизоидный психоз не гарантирует отсутствие слежки, — вспомнил я старую чекистскую шутку.
— Лучше бы наблюдали наши. Тогда бы и отследили всех этих эмиссаров.
— Еще что-нибудь есть?
— Отряд Хачукаева ждет через месяц подкрепления. Молодые чеченцы под видом учебы выехали за границу, где прошли промывку мозгов в Англии и на Ближнем Востоке, ну и, само собой разумеется, боевую подготовку. Среди них немало женщин. Шахидки, по совместительству снайпера, они же разведчики, наблюдатели. «ШП» широкий профиль.
— Долго готовили?
— Полгода. Документы у всех чистые. Настоящие. Отбирали лишь тех, у кого есть российский паспорт, а потом помогли получить загранпаспорта.
— Вербовщики здесь, в Чечне, известны?
— Пара фамилий.
— Тоже неплохо, можно и дальше цепочку потянуть.