— Вы с ума сошли, Мякишев? — Рабочий покачал головой. — Кто будет воевать в таком виде?
— Сегодня — никто… — отозвался поручик.
Синие уже заметили их. Человек в эполетах резко остановился и, вскинув руку, сказал:
— Вандё… фетгяф[6].
Савелий Игнатьевич заволновался. Чужаки разговаривали на какой-то тарабарщине.
Человек в эполетах выступил вперёд. Проигнорировав рабочего и оглядев погоны Мякишева, он, вращая глазами, с недоумением спросил на странном языке:
— Кетву бонсан, дкельармэ?[7]
Поручик, вытянувшись, отчеканил в ответ:
— Мэрюс! Колон досансуасантруа дёгуниб[8].
Незнакомец удовлетворённо кивнул, словно ждал такого ответа, и требовательно вытянул руку.
— Бон, — сказал он поручику. — Диси вузэт каптиф. Вотрэпэиси виф… Сивлетубонёр[9].
— Пердесёмаскарад, лёфранс этанантант бьянкомну[10]… — недовольно начал Мякишев.
Но человек в эполетах покачал головой, решительно ударил себя в грудь, на которой сверкала медная бляха, и резко перебил его:
— Нузавон даменэ каптифс деванлекомт дедюронель[11].
— Киавудоне сёдруа эсетордр?[12] — отрывисто поинтересовался у чужаков Мякишев, нащупывая на боку ножны.
— Лёмарешаль дюк детревиз![13] — выпрямившись, гаркнул в ответ солдат.
Ряженые солдаты угрожающе вскинули ружья.
— Кто это такие? Что за язык? О чём они говорят? — с тревогой оглядывая странных незнакомцев, спросил Савелий Игнатьевич.
Поручик ещё спросил о чём-то и, поморщившись, отдал саблю. Вернувшись к рабочему, Мякишев растерянно сказал:
— Язык — французский. Не могу поверить… Эти ненормальные люди… утверждают, что принадлежат к четвёртому корпусу армии его величества императора. Их старший, по имени Шарль-Франсуа, заявляет, что мы с вами арестованы. Он не причинит нам вреда, но у него приказ — доставить нас к своему командующему…
Мякишев криво усмехнулся и уточнил:
— К королю Неаполитанскому.
Савелий Игнатьевич растерялся от неожиданности.
— Чушь какая-то… К какому королю? Какого ещё императора? Бывшего самодержца Романова, что ли? Смещённого год назад? Или брата его… как его звать-то… Константина?
— Ни того, ни другого.
Мякишев ещё раз оглянулся на людей в странной одежде. Потом наклонился к рабочему и прошептал на ухо:
— Похоже, я был прав. Мы каким-то образом перенеслись в настоящий восемьсот двенадцатый год. Речь о Наполеоне Бонапарте Первом, императоре Франции.
— Глупость какая-то. Невозможно! — Савелий Игнатьевич решительно замотал головой. — Наполеон… Да он же умер давно! Мы это в школе учили. В тринадцатом году это на любой открытке было написано… Умер Наполеон, и всё его войско — тоже.
— Значит, не умерли, — убеждённо возразил Мякишев. — Получается, что здесь, где мы с вами находимся, Наполеон жив, и по-прежнему правитель Франции, Египта и половины Европы. К настоящему времени, напомню, захвативший Гродно, Смоленск и Москву и стоящий здесь со стотысячной французской армией.
— А Кутузов что же? — растерялся Савелий Игнатьевич.
— Кутузов…
Поручик задумался и ответил не сразу.
— Если я всё правильно понимаю и это не фантом, фельдмаршал с графом Ростопчиным сейчас втайне от Александра I отступают по Казанскому тракту. Туда же уходят обозы со всем, что удалось вывезти из города. Ну а Москве… Москве суждено сгореть, превратиться в головешки. После чего армия «двунадесяти языков», оставшись без еды и зимних квартир, будет наголову разбита под Березином… А величие Франции навсегда обратится в прах, и миром станет править Англия… Всё решено; письмо Ливена уже идёт к Гарденбергу. Смотрите… Да глядите же!
Взяв рабочего за плечо, поручик развернул его. Резко дёрнулись солдаты. Печные трубы выделялись над низкими домами изломанной чёрной линией, а за ними разгоралось багровое пламя.
Опять налетел ветер, и Савелий Игнатьевич уловил в воздухе запах гари.
— Смотрите! Вы видите? — крикнул поручик. — Город уже пылает с трёх сторон! Ещё чуть-чуть — и мы с вами здесь тоже заживо поджаримся.
— Тогда надо что-то делать… тушить, — Савелий Игнатьевич озирался по сторонам.
— Тушить? Да вы в своём уме? — Мякишев выразительно на него посмотрел. — Тут и сто пожарных расчётов не справятся. К тому же из города по приказу Ростопчина вывезли все пожарные трубы… — Он помотал головой. — Нет, это уже дело решённое. Москва сгорит и станет пирровым триумфом для французов.
6
Внимание… будьте осторожны (
9
Хорошо. С этого момента вы военнопленные. Дайте сюда вашу саблю. Живо, если хотите по-хорошему.