Справа от меня, там, где среди характерных бамбуковых мачт и парусов каких-то китайских джонок заканчивался пирс, как показывала недремлющая автоматика, маячило с десяток безоружных живых объектов, весивших по полсотни кило каждый. Визуальное наблюдение подтверждало эти данные: возле лодок лазали какие-то мелкие и явно китайские аборигены в тёмных пижамообразных одеяниях и конусовидных соломенных шляпах. Никакого толку от возможных контактов и разговоров с ними не предвиделось, к тому же до них было далеко и в мою сторону они вообще не смотрели.
Поскольку идти туда не имело смысла, и я направил бразды в другую сторону, вдоль низких сараев и пакгаузов, туда, где аппаратура показала признаки некоего одиноко стоящего человека весом без малого 78 кило, вооружённого «магазинной винтовкой калибром 7,62 мм российского производства». Надо же с чего-то начинать, вот для начала и сдамся властям. А там видно будет.
Со стороны кораблей ветер тянул специфическим, мало с чем сравнимым ароматом угольного дыма (дровами-то в следующем веке ещё топят, а вот углём – практически нет), и я медленно повернул с причала за длинные, запертые на висячие замки сараи, количество которых по мере удаления от моря увеличивалось. В нескольких местах за сараями просматривались кучи угля и штабеля пустых деревянных бочек. Я даже надеялся невзначай обнаружить где-нибудь на стене привычно накорябанное гвоздём родное слово из трёх букв, но, увы, ничего подобного не было. Неужели просвещение пока что однозначно рулит умами и здесь творится примерно то, о чём говорил училке русского языка и литературы Вовочка в известном бородатом анекдоте: «Как же так, Марья Ивановна, жопа есть, а слова такого нет?»?!
Всё может быть, хотя, честно говоря, слабо верилось.
Пройдя ещё пару сотен метров вперёд и несколько раз завернув за углы сараев, я наконец увидел впереди себя светлое пятно, быстро обретшее черты того самого «человека с ружьём».
Так и есть: явный часовой. Ну слава богу, хоть какая-то определённость…
Я медленно двинулся к нему. По мере приближения я различал всё больше деталей – передо мной был русский солдат в застиранной и оттого не выглядевшей слишком белой широкой рубахе с пустыми красными погонами на плечах, сдвинутой на правое ухо белой же бескозырке с кокардой и красным околышем и тёмных шароварах с напуском выше колен. Дополняли картину непривычно высокие, под колено, сапоги со смятыми в гармошку голенищами, поясной ремень с висящей справа от пряжки прямоугольной кожаной патронной коробкой (назвать её подсумком язык не поворачивался, и, кстати, у них тут винтовочные патроны, небось, ещё не остроконечные, а старомодные, скруглённые) и висящий на его шее на шнурке некий металлический предмет, в котором я, приглядевшись, рассмотрел массивный свисток. Вооружён солдат был уж слишком длинной (оно и понятно, это советская винтовка 1891–1930 годов по происхождению драгунская, а у тогдашней пехтуры ружья были куда более длинномерные), но явно мосинской винтовкой с четырёхгранным штыком, которую он держал практически по-уставному, в положение «к ноге».
Разумеется, заметил он меня сразу же. Непонятно только, что он охранял и почему пост находился именно здесь, – склады и пакгаузы за его спиной выглядели точно так же, как те, что находились перед ним. Видимо, дело тут было не в самих складах, а в их содержимом.
– Стой, хто идёть! – громко и казённо провозгласил часовой, когда я приблизился к нему метров на двадцать (халтурно службу несёт!), беря винтовку на руку и становясь в позу «коротким коли – длинным коли – прикладом бей». При ближайшем рассмотрении солдат оказался загорелым и круглолицым, с очень короткой стрижкой и жидкими светлыми усами под носом. На вид ему можно было дать и двадцать пять, и тридцать с небольшим, что неудивительно: в царские времена в солдаты брали не сопляков, а тех, кому сильно перевалило за двадцать. Исключения тут могли быть при каких-то больших мобилизациях. А ещё я рассмотрел на его погонах какие-то жёлтые цифры. Скорее всего, шифровка какого-нибудь Сибирского стрелкового полка, подразделения которого могли входить в состав здешнего гарнизона…
– Здорово, холодец! – не менее громко приветствовал я его, продолжая приближаться.
Было видно, как скорчивший зверскую гримасу служивый захлопал глазами и слегка открыл от удивления рот, не в силах понять происходящего. Словно говорящую лошадь или корову увидел. Ведь, если подумать, кто я такой в его представлении? Раз оказался здесь, не похож на азиата, не проявляю враждебных намерений и вполне себе сносно говорю по-русски, то, наверное, всё-таки свой. А с другой стороны, человек я ему явно незнакомый, да и одетый непонятно, но при этом импортно-загранично и даже, возможно, вполне себе по-господски. Вот и угадай с трёх раз, откуда я, такой красивый, взялся и как меня звать-величать.