Я совсем не предполагал, что очень скоро наскочу на Черную Шарлотту.
Карл Отто Шварцвальд, он же Черная Шарлотта, был завсегдатаем знаменитого берлинского кафешантана «Эльдорадо» — пристанища гомосексуалистов; кафешантан помещался на улице Лютера неподалеку от варьете «Скала», где в 1931 году долгое время гастролировал Джакса. И вот однажды вечером в «Эльдорадо» забрел Гюль-Баба с Эльзабе и Ксаной, которую сопровождал я. Блондинка Ганзи, педик, изображавший пышную блондинку, с такой розовой холеной кожей и столь ловко приделанной резиновой грудью, что никто, кроме посетителей кафешантана, нипочем не признал бы в нем мужчину, — так вот этот Ганзи приветствовал Джаксу со сцены и привел публику в неописуемый восторг. А позже к нашему столику подсел Черная Шарлотта — худое создание с костлявой шеей и с крючковатым носом, кончик которого нависал над ярко намалеванным ртом; в отличие от Блондинки Ганзи, Черная Шарлотта был на редкость уродлив.
Впервые вокзал в Санкт-Морице показался мне по-настоящему многолюдным. Шпалерами стояли портье гостиниц в парадной «адмиральской» форме и остальной гостиничный персонал в лягушачье-зеленых фартуках. (Что стало с лягушачье-зеленой Вереной Туммермут? Но эта глава была уже прочитана.) Жжение в глазах усилилось, я купил в вокзальном киоске дешевые солнечные очки. Прошел по направлению к главному почтамту мимо гигантской коробки отеля Бадрутта, покрашенного почти что в «габсбургский» желтый цвет; здание отеля было построено в стиле belle-laide[342] — красиво-уродливом стиле, — представлявшем собой mixtum compositum[343] из замка святого Грааля, дворца Тюдоров и большого универсального магазина (в снежные энгадинские зимы заметенный снегом отель, должно быть, производил весьма внушительное впечатление); к его чертовски импозантному парадному входу только что подкатило такси, из которого вышла пассажирка — особа в мохнатой короткошерстной норке поверх тигрового вечернего платья. Где я видел эту черную соломенную шляпку, эти вихляющие бедра, эти тощие ноги, мелькавшие во вращающейся двери, к которой был приставлен бой в каштаново-коричневой ливрее? А ну-ка снимем свои новые темные очки. Черт подери, неужели Черная Шарлотта? Когда я проходил мимо гардероба, второй бой в каштаново-коричневой ливрее жестами показал мне, что я должен оставить у него свой берет и шарф. В огромном холле, часть которого была обставлена мебелью в стиле ренессанс, я понял, что мои глаза меня не обманули. Ковылявший по холлу тип в обличье Черной Шарлотты кинулся ко мне с тем же пылом, с каким кидался в старые добрые времена. Кинулся, а потом совершенно внезапно вспомнил о моих родственных связях с Джаксой и выразил свое соболезнование.
ИТАК, ЭТО СОБЫТИЕ СТАЛО ДОСТОЯНИЕМ ГЛАСНОСТИ.
Вдалеке — холл был таким большим, что все помещения, расположенные за ним, казались далекими — кто-то наигрывал на саксофоне «Night and Day»[344], мелодия эта вызвала у меня роковые воспоминания: американский шлягер был импортирован в Европу как раз в том году, когда Шикльгрубер захватил власть в Германии (что не помешало шлягеру стать любимой песней Ксаны). Слезы Черной Шарлотты, которых он, по его словам, не стыдился, уже начали потихоньку смывать тушь с левого глаза. От моего вопросительного взгляда этот несчастный, прошедший сквозь огонь и воду, буквально вздрогнул, его левая рука в длинной кремовой кружевной перчатке поползла к фальшивому бюсту, на котором красовалась брошь, усыпанная брильянтами (быть может, даже настоящими), а правая почти робко показала на читальный зал.
Дурацкая ситуация.
Думая это, я слегка поклонился и вскоре, вставив в подергивающийся глаз монокль, оказался в читальне в обществе всего лишь нескольких постояльцев; пожилой, довольно толстый шотландец в короткой шотландской юбочке сидел за столом такой непомерной длины, что стол этот вполне мог бы служить Медичи для их парадных трапез, на столе лежали газеты со всего мира. Не колеблясь ни секунды, я взял дневной выпуск «Нойе цюрхер цайтунг» (утренний выпуск я прочел у Янна); Куят непочтительно называл эту газету «старой тетушкой крупного финансового капитала», признавая, однако, что она дает обширную информацию.