— Да, трагедия братьев, — сказал я так, будто обращался к серо-голубым сумеркам.
— Ужасную историю с братьями Цбраджен мы, по-моему, достаточно обсудили. — На остром кончике носа Фица повис белоснежный кусочек меренги.
— В данную минуту я говорю не о тех братьях, а о Marmot-hunting[400], — сказал я, по-прежнему глядя в серо-голубые сумерки. — Я имею в виду охоту на сурков, на которую в давно прошедшие времена отправились господин Кадуф-Боннар с Меном Клавой, как вы его называете, и брат Мена… не помню имя…
— Пейдар. Да, это уже другая история, старая история, о которой мне в самом деле не хотелось бы распространяться. Но как вы, собственно говоря, до нее докопались? Пациент, который всего-навсего лечится здесь от сенной лихорадки, вдруг стал эдаким знатоком самых запутанных inside-stories[401].
— Эту историю мне рассказал доктор де Колана.
— Святая скумбрия, святая корова. Святой Патрик. Святые херувимы и серафимы, — сказал Фиц со стоическим выражением лица и приложил к носу салфетку, — Док Гав-Гав. Со всех сторон он на тебя наступает. Недаром я всегда говорю: усопшие бродят среди нас.
— В данном случае это не подтверждается. Роковую историю о Пейдаре он рассказал мне за несколько дней до-о своей кончины.
— I see[402].
— Сидя в «Чезетта-Гришуне».
— I see. Надеюсь, во время этого разговора вас не подслушивал Мен Клава.
Несмотря на то что я наглотался эфедрина, у меня невольно вырвалось замечание:
— Контрабандистов я не могу считать стопроцентными преступниками!
— Зато вы ненавидите охотников на сурков.
— Правильно. А теперь разрешите задать вам один вопрос, мистер Фицэллан, ммм, как по-вашему, способен ли этот Мен Клава — имя его звучит совсем как имя американского гангстера — совершить серь-ез-ное преступление?
Мой собеседник поковырял вилкой в меренгах.
— Тогда ответьте, господин чудак, и на мой вопрос: почему вас так заинтересовала эта старая, чисто местная история? Почему?
— Мм… Меня, как юриста по образованию, привлекают редкие уголовно-правовые казусы.
— Вы, стало быть, адвокат?
— Нет.
— Да, на адвоката вы не похожи. Значит, just for fun[403] вы хотели бы дознаться, что, согласно моему скромному разумению, тогда случилось: застрелил ли Мен Пейдара по ошибке или с умыслом? Пиф-паф.
— Должен признаться, что я пришел сегодня в кафе «Д’Альбана» не в последнюю очередь с этой целью. Хочу освежить в памяти господина Кадуфа старую историю с выстрелом.
Фиц вдруг заговорил на своем вымученном французском:
— Tôt ou tard /On bouffe bien/ chez Caduff-Bonnard. Шеф-повар Кадуф в это время дня трудится на кухне. Но вы из него ничегошеньки не вытянете. Он принципиально не разговаривает об этом печальном происшествии, которое давно положено ad acta.
— Почему не разговаривает?
— Может быть, боится.
— Кого. Мена Клавы?
— Может быть.
— Но послушайте, мистер Фиц. Эта страна известна как самая цивилизованная страна в Европе…
— My good man[404], ради бога, не надо доводов, которые всегда приводит определенный сорт швейцарцев, в высшей степени самодовольных. Do you really believe, that in the most civilised country doesn’t exist this ffrightful ffeeling of ffucking ffear?[405]
Он сделал гримасу, и его личико стало похожим на печеное яблоко, будто он и сам нередко испытывал этот немыслимый сссобачий сстрах.
Я вдруг заметил, что Клалюна уже исчез.
— И все-таки мне не очень-то ясно, почему шайка контрабандистов собирается по соседству с полицейским постом.
— Вы, наверно, никогда не читали детективных романов, иначе вы бы знали, что это старый гангстерский прием. Преступники собираются, так сказать, под носом у полиции, которая ищет их где-то далеко.
— Ну а как вы думаете, что потащат сегодня сломя голову в Италию контрабандисты?
— Ну скажем… пятьдесят тысяч пачек сигарет «Лорен». Потащат сломя голову через сплошной лед. Мен Клава знает в горах все ходы и выходы. Контрабандный сезон в Альпах короток. Зимой и весной из-за снежных заносов нечего и думать соваться в горы. Правда, некоторые сорви-головы пытаются стать на лыжи. Ну а сейчас, в конце июня, пока еще не появился молодой месяц и пока небо в тучах — сегодня ночью небо наверняка будет обложено, — бандитам лафа, легко обделывать свои делишки. В светлые лунные или в звездные ночи при той полосе хорошей погоды, какая стояла недавно, not so good[406]. Лучшее время для контрабандистов — короткое эигадинское лето и ранняя осень, пока в горах не выпал густой снег. Но осенью там бродит слишком много охотников с разрешениями на отстрел красной дичи, бродит даже ночью. Right now they ve got their best chance[407].
405
Неужели вы и впрямь верите, что в этой самой цивилизованной стране не существует ссстрашного чувства сссобачьего ссстраха?