— …Mais il était formidable! Giaxa et Giaxa, tu l’as jamais vu? Par exemple chez Bouglione? Colonel Dubouboule, ça alors! C’était unique, ça! Il m’a fait rigoler pendant quarante minutes, le vieux gars, et quelquefois j’ai eu le fou rire. Personne ne résistait à la magie de sa moustache rouge…[418]
«Порой я просто хохотал до упаду…Никто не мог устоять перед его рыжими усами…» И надо же было услышать эти слова на ходу, топая по вымершей дороге Целерины. Какое странное совпадение! Старайся держаться в тени, которую отбрасывают французы, не заговаривай с ними, пусть идут за тобой по пятам, они прикрывают тебя с тыла. По левую руку от меня тянулись теннисные корты, позади них виднелся широкий фасад отеля «Креста» с бесчисленными глазницами окон; он был почти темный, только кое-где горел свет; да откуда-то издалека, быть может из бара-погребка, вырывались приглушенные звуки рояля — играли «Night and Day». Эту песню любит Ксана. Думай не о Ксане, а об Андри. Старайся представить себе, что перед тобой Андри, то есть что перед тобой совершенно внезапно возник Андри, представь себе, что он вынырнул откуда-то из темноты и прицелился в тебя. Правда, до тех пор пока французы идут за тобой впритирку, он навряд ли осмелится спустить курок. Но этот арьергард отнюдь не вечен. Стук двух пар башмаков и палки с резиновым наконечником удаляется, замирает вдали. Ты остался один на улице, один с беззвучными летучими мышами. Да, кажется, ты в полном одиночестве.
Или твое одиночество только кажущееся?
По левую руку от меня осталась церковь; тень, уходящая ввысь. Справа я увидел дом. Тот дом. Правда, уличный фонарь был далеко и дом почти слился с темнотой, из окон тоже не пробивалось ни единого лучика. Напротив дома темнела заправочная станция, слегка поблескивали четыре бензоколонки — каждая из них могла бы стать хорошим укрытием для снайпера. Тот дом был типичный энгадинский дом, входная дверь расположена довольно высоко. От нее в обе стороны вели ступеньки с коваными чугунными перилами. Справа и слева от двери были витрины с опущенными железными шторами — там помещалась продовольственная лавка. На доме висела вывеска, при свете ближайшего уличного фонаря, вокруг которого вилась всякая нечисть, я различил по-крестьянски солидно выполненную сграффито надпись:
Р. ЦБРАДЖЕН-ТРАЧИН
КОЛОНИАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ И ГАСТРОНОМИЯ
На гофрированном железе одной шторы я заметил приклеенную бумажку с траурной каймой. Что это? Извещение о смерти, какое вывешивают католики, особенно в сельской местности? Но при таком кладбищенском освещении я не мог разобрать слов, ведь извещение не было напечатано, его нацарапали от руки. Возможно, с моей стороны это было преступное легкомыслие (так ведь принято говорить), но, не осмотрев бензоколонки напротив дома, я зажег на секунду японский фонарик Полы. На бумажке строгими, почти готическими буквами было выведено:
Chiuso! Closed! Fermé![419]
Временно закрыто по причине смерть
Опять, уже опять странное совпадение. Как исправить эту орфографическую ошибку? По причине смерти или по причине смертей?
«Смерть» — это слово роковым образом настораживало меня и в то же время притягивало. Машинально взведя курок в кармане пиджака, я обернулся, внимательно оглядел бензоколонки… все четыре тускло отсвечивали и чем-то напоминали рыцарскую фалангу… широко шагая, я отошел за угол дома, в тьму кромешную.
418
Ну, он был потрясающий! «Джакса и Джакса», видел ли ты что-нибудь подобное? Например, у Больоне? Полковник де Марш-Марш, вот было здорово! Единственный в своем роде номер. Он заставил меня смеяться целых сорок минут. Ну и старик. А порой я просто хохотал до упаду. Никто не мог устоять перед его рыжими усами…