— Господин фон Товарищ, — пролепетала как-то кухарка Лайбброд. — Вы ведь молодожен?
— Если вы считаете человека, женатого уже четыре года, молодоженом, тогда, конечно…
— Во всяком случае, вид у вас молодожена.
— Да ну?
— Правда, что вы женаты на дочери Джаксы?
— Всего-навсего на племяннице, — из осторожности солгал я.
— Джаккк-са! — Кухарка широко раскинула свои широкие лапищи. — Ох, если бы взять у него автограф.
— Это нетрудно.
— Да-а-а? Право же, не годится, чтобы вас и вашу прелестную молодую женушку… я видела ее в комнате для свидатш… заперли в этот отвратительный канцелярский шкаф.
— Разумеется, госпожа Лайбброд. Уже не говоря о том, что я страдаю аллергией и, наверно, задохнулся бы в шкафу через десять минут.
— Мария и Йозеф, господин фон Товарищ. Знаете, что я сделаю? Но это должно остаться строго между нами: я приготовлю вам свою комнату, застелю постель свежим бельем… вы только должны сказать точно, когда вы и ваша супруга хотели бы предаться в моей комнате… — как это говорили древние римляне?.. — предаться сиесте?..
Топ-топ-топ-топ.
Сено! — Солома! — Сено! — Солома! Да здравствует бывшая кухарка Лайбброд в полицейском лагере в Вальтендорфе!
(Не кричи так громко, господин фон Товарищ.)
Кажется, кажется, на дороге, что ведет через Сан-Джан, я в полном одиночестве. Ничто и никто не попадался мне навстречу. Ни машина, ни мотоцикл, ни велосипед, ни пешеход. Полное отсутствие движения могло бы озадачить меня, но я воспринимал это как нечто естественное, тем более что после полуночи движение грузовиков, совершавших дальние рейсы через Бернинский перевал, сводилось к минимуму. Водители грузовиков! Грузовики Мена Клавадечера! Какими тайными тропами проезжали сейчас машины контрабандистов? Одинокий прохожий — в буквальном смысле этого слова — ничего не видел, кроме одной-единственной светящейся точки на горной станции канатной дороги Муоттас-Мураль. Какой слабый огонек! Почему, собственно, там не повесили «мигалку»? Старый военный летчик, я невольно подумал, что скоро в горах наставят маяков, так же как на море. А куда скрылась луна? На небе была лишь красная тень совершенно захиревшей, идущей на убыль луны, а ведь еще вчера луна освещала мне путь — опять же в буквальном смысле этого слова. Вчера ночью, когда «меня на пути домой охраняли мертвецы».
Когда меня на пути домой охраняли мертвецы.
Сегодня ночью (эфедрин эфедрином…) у меня уже не оказалось этого эскорта.
Я сделал ставку, но выиграть было невозможно. Кто это сказал? Чей это был девиз? Неужели крестьянского вождя, рыцаря Франца фон Зиккингена? Одного из немногих в немецкой истории, кто сделал попытку совершить истинную революцию.
Я сделал ставку, но выиграть было невозможно.
Почти не было шансов.
И очень много шансов.
(Все относительно.)
Я сделал ставку на себя.
Не было ни ущербной луны, ни единой звездочки, все вокруг окутала душная тьма, непривычная для здешних мест. Я развязал свой шарф. «Полоса хорошей погоды кончилась, гроза у южного подножия Альп».
Я, правда, не носил ботинок на микропорке и топал довольно основательно, и все же я услышал и увидел грозу.