— Да, но кто-то все же стрелял?
Лейтенант Барнс вылетел из своего кабинета и рявкнул:
— Ну ладно, хватит! Хватит, я сказал!
В комнате немедленно воцарилась тишина.
— Кто у вас говорит?
— Я, — отозвался высокий подросток.
— Имя?
— До-До.
— Полное имя!
— Сальвадор Хесус Сантес.
— Хорошо. Подойди сюда, Сальвадор.
— Ребята зовут меня До-До.
— Ладно, иди сюда.
Сантес подошел к Барнсу. Ленивой, враскачку, хиповой походкой, которая, как считалось, одновременно выражала дерзость и хладнокровие. Ребятня в комнате заметно успокоилась и расслабилась. До-До ушлый парень, даром что ли они избрали его вести всякие толковища[41], он-то языком молотить умеет. И всю эту бузу уладит.
— Что произошло? — спросил его Барнс.
— Маленькая стычка, вот и все, — объяснил Сантес.
— Из-за чего?
— Так просто. Промеж нас прошло словечко, вот мы и собрались проучить…
— Какое еще словечко? О чем это, черт возьми, ты говоришь?
— Ну, знаете, вроде ищейка объявилась. Нюхает, нос сует, куда не надо. Знаете?
— Нет, не знаю. Объясни.
— Слушайте, папаша… — начал Сантес.
— Еще раз назовешь меня папашей, — предупредил Барнс, — живого места на себе не отыщешь!
— Во завелся, па… — Сантес оборвал себя на полуслове. — Чего вы от меня хотите?
— Я хочу знать, почему вы напали на полисмена.
— На какого еще полисмена? О чем вы?
— Слушай, Сантес. Ты перестань умничать. Вы напали на одного из наших патрульных, когда он выходил из бара. Вы избили его, и один из ваших прострелил ему плечо. Что теперь скажешь?
Сантес мрачно задумался над вопросом Барнса.
— Ну, я тебя слушаю, — поторопил его лейтенант.
— Он из полиции, что ли? — переспросил Сантес.
— А откуда же еще, черт побери!
— Но он был в летнем голубом костюме! — возмутился Сантес, удивленно хлопая глазами.
— При чем тут костюм? Почему вы на него напали! За что стреляли в него?
Позади Сантеса прокатился невнятный протестующий ропот. Барнс мгновенно прореагировал:
— Заткнитесь вы там! У вас есть ваш представитель, пусть он и говорит!
Но Сантес продолжал молчать.
— Я жду, Сантес, — настаивал лейтенант.
— Ошибка, — заявил Сантес.
— Это уж точно. Но какая!
— Да нет, я хочу сказать, мы не знали, что он полисмен.
— Почему вы на него напали, спрашиваю?
— Говорю же, ошибка.
— Давай с самого начала.
— Ладно, — согласился Сантес. — В последнее время у вас были с нами какие-нибудь неприятности?
— Нет, — признался Барнс.
— Вот! Мы занимались своим делом, так? Ни во что не лезли, так? „Гроверы" никогда не возникают, только если надо защитить своих. Я прав?
— Продолжай, Сантес.
— Ладно. А сегодня заявился этот мужик, стал вынюхивать чего-то. Пристал к нашему парню в баре и ну его трясти.
— К какому вашему парню?
— Забыл, — твердо сказал Сантес.
— А кто был этот мужик?
— Сказал, что из газеты.
— Что?!
— Ага. Сказал, ejro зовут Сэвидж. Знаете такого?
— Знаю, — мрачно ответил Барнс.
— Ладно. Так этот мужик начал выспрашивать всякое, вроде как сколько у нас стволов, да есть ли 45-го калибра, и нет ли у нас зуба на закон, и все в том же духе. Ну, этот наш парень не дурак, сразу смекнул, что мужик этот хочет подвесить „Гроверам" дело с двумя быками, которых кокнули в здешних местах. А нам с законом ссориться ни к чему. Если эта дешевка начнет печатать в своей газете всякое вранье, что мы замешаны в этом деле…
— Ну и что вы решили делать, Сантес? — устало перебил его Барнс, думая про себя о том, с каким удовольствием он свернул бы Сэвиджу шею, репортеришка безмозглый!
— Значит, этот наш парень рассказал нам все как есть, и мы надумали припугнуть репортера, пока он не напечатал свою туфту. Собрались у бара и стали его ждать. Когда он вышел, хотели поучить малость, только он вытащил пушку, а один из наших жиганул в него в порядке самообороны.
— Кто?
— А кто ж его знает? — пожал плечами Сантес. — Кто-то из наших.
— Приняв его за Сэвиджа?
— Точно. Кто же мог знать, что это, наоборот, полисмен? Легкий голубой костюм, блондин — в точности как этот урод, репортер. Ну и стрельнули. Ошибка, говорю же вам.
— Ты вот твердишь одно и то же, Сантес, но сдается мне, хорошенько еще не понял, насколько серьезную ошибку вы допустили. Кто стрелял?
Сантес молча пожал плечами.
— С кем из ваших говорил Сэвидж?
Вновь молчаливое пожатие плечами.
— Он здесь?
Сантес, похоже, утратил дар речи.