- Батюшка, ведь написано в Библии — не убий…
Батюшка отвечает:
- Да я по коленям!
Стрелять по-македонски из маузеров было в тысячу раз труднее, чем из пистолета «Макарова». Главное, даже не в том, что он, и больше, и ствол длиннее, главное — вес. Он в полтора раза тяжелее МП. И держать при беге по пересечённой местности два пистолета на вытянутых руках оказалось непосильной работой для нетренированных рук Рейнгольда Штелле. Потому, помучившись, отказались от этого выпендрёжа. Да, получается в два почти раза быстрее, но точность упала до непозволительно низких значений. Сошлись они с Бичом на компромиссе. Бежит и стреляет Брехт с одним, а как заканчиваются все двадцать патронов, то просто меняет пистолеты, перекладывает из левой руки в правую, и наоборот.
Бежать было далеко, метров сто. Был, зато, и серьёзный плюс, китайские солдаты стояли к Брехту спиной и целились в приговорённых. Нельзя дать им выстрелить, чёрт бы с ними с остальными, зря к расстрелу даже в такой одиозной стране, как Маньчжоу-го никого не приговаривают. Но вот этот русский разведчик. Достаточно ведь одной пули в голову и все их труды напрасны.
Первый открыл огонь Пак. И когда Иван Яковлевич увидел в кого он попал, то чуть назад не побежал. На телеге, что стояла чуть в стороне, разворачивали в их сторону офицер и один из солдат два пулемёта, тех самых ручных пулемётов Мадсена. Первым Бич успокоил офицера. А солдат успел развернуть эту сенокосилку, передёрнуть затвор и нажать на спусковой крючок, к счастью для Брехта и огромному несчастью для себя, очередь прошла у Брехта над головой и высоко. Прицел, видимо, был выставлен на стрельбу по далёким целям, вот пули вверх и ушли. Второй очереди ни Брехт, ни Пак пулемётчику сделать не позволили. Иван Яковлевич, успевший уже произвести два выстрела по солдатам, ушёл в перекат и, поднимаясь с колена, метров с семидесяти попал китайцу в грудь. Бах, прямо над ухом, оказалось, Пак тоже выскочил на открытую местность и пальнул в пулемётчика. Тоже попал в лицо, прямо брызнул фонтанчик крови.
Брехт перевёл ствол на солдат, те суетились. Двое залегли и изготавливались к стрельбе. Двое пытались штыками запихнуть приговорённых в яму-могилу, а трое бежали к телеге. По ним и открыл огонь, не вставая с колена. Удобно. Тем более, что они ещё и почти навстречу бегут. Всё, двадцать патронов кончились, Иван Яковлевич отбросил разряженный маузер и перекатом ушёл с места стрельбы, а потом словно почувствовал и ещё раз перекатился, над ухом свистнули пули. Это те двое, что залегли, открыли огонь. Бах, опять почти над ухом. Пак снял одного из китайцев. Их трое осталось. Те два товарища, что сталкивали смертников в могилу, бросили это занятие и, охренев видно от происходящего, ломанулись к кустам. Три выстрела и уже не бегут. И тут пуля снова свистнула над головой, но Брехт видел, что Пак успел и второго умного, ну, залёгшего, успокоить. Тогда кто стреляет. Мать её. Китайскую. У телеги ещё один офицер. Он и палит из какого-то чёрного пистолета, да неужто у господина ТТ. Неожиданно. Брехт распластался на земле. Фьють, фьють. Бах. Опять над ухом. Специально Пак, что ли его преследует?
Нет, не попал, но у офицера патроны кончились, вон ствол выполз из ствольной коробки. Иван Яковлевич оценил обстановку и припустил к телеге. Прилично бежать — метров пятьдесят. Офицер стал хватать себя за кобуру. Хотел, видимо, перезарядить, но оценив расстояние, что очень быстро сокращалось, бросил это дело и выхватил саблю. Наивный чукотский юноша. Хоть и смелый. Кто же с саблей воюет против маузера. Спрашивается, зачем товарищ Кольт придумывал свой Великий Уравнитель? Бах. Бах. Всё китайские маньчжуры кончились. Окончательно.
Вот это блин повоевали. Не надо больше. Брехт свалился на землю, ноги подкосились, свернулся в позу эмбриона и пытался при этом втянуть в себя воздух. Ни хрена не получалось.
Его пнули. Со всей силы по рёбрам.
— Ох, — Брехт попытался увидеть нападавшего, но поучил ещё один пинок по рёбрам. Бил кто-то его со спины и удар следовал за ударом. Правда, удары были не сильные, не сапогами кованными, по хребтине и рёбрам охаживали, а босыми ногами.
— Пак! — заорал Брехт, смог, наконец, в лёгкие воздуха набрать.
Бах. Нападавший шлёпнулся на Брехта прямо. Тот закашлялся и смог кое-как перевернуться. Китаец с сабельным шрамом на лице свалился с Ивана Яковлевича и тоже стал кашлять прямо кровью ему в лицо. Потом затих, и изо рта пинальщика хлынула чёрная кровь. Что творится-то? Китаец был не только без кованых сапог, он ещё был и без рубахи. Да и зачем человеку рубаха, если у него и штанов нет. Светит тут причиндалами всякими.
— Жив? — Пак схватил Брехта за руку и рывком поднял в сидячее положение.
— Кх. Кх, — ответил Иван Яковлевич.
Глава 16
Событие тридцать шестое
- Командир, ваше приказание выполнено!
- Но я ничего не приказывал.
- Так я ничего и не делал…
На лице спекалась кровь. Начинала стягивать кожу. Твою же мать китайскую! Ещё СПИД какой не хватало подцепить, в этом времени Пенициллина и то нет, не говоря о серьёзных антибиотиках. И изобрести его Иван Яковлевич не сможет. Разве что чуть подсказать микробиологам про плесень, кажется, на дыне. Хотя поздно уже. Флеминг лет пять назад уже эту хрень открыл и во всех журналах напечатал. А производство? Перед самой войной в Англии, кажется, получится. Сможет Брехт нашим помочь? Экстракт эфира и чего-то там с уксусом связанное. Нда, не на того учились вы Иван Яковлевич.
— Жив? Не ранен? — Бич ощупал Брехта.
— Надо спиртом умыться, кх, кх, а то заражусь СПИДом, этот гад на меня кашлял. Кх, кх.
— Спиртом? Спидом? Что это? — Пак снова дёрнул Брехта за руку помогая встать на ноги.
— СПИД? — ёкарный бабай, ещё не вывели америкосы эту гадость, ну, или не кувыркался ещё негр с обезьяной, — Ну, туберкулёз, сифилис, мало ли чем этот урод мог болеть, — попытался выкрутиться Иван Яковлевич.
— А спид что за болезнь? — прицепился кореец. Точно, он же травник, врач.
— Американцы в Африке нашли, ещё хуже туберкулёза, не лечится.
—Не слышал. А умыться можно. У офицера фляжку видел.
Они подошли к валяющемуся около телеги офицеру. Тот был жив. Тяжело дышал и из дырки в груди пузырились пузыри кровавые. Пак отцепил от пояса раненого сначала фляжку и протянул Брехту, а потом кортик или штык и сунул недобитку в глаз. От этого зрелища конфликт выпитого утром чая и желудка разгорелся вновь и желудок на этот раз оказался сильнее, он выплеснул из себя чай и другую разную желчь на травку.
— Чэнг-чанг! — ругнулся Бич и пошёл к могиле. Иван Яковлевич пару десятков слов по-корейски выучил. Это в том числе. Переводится, если на русские идиомы переводить, то «Чёрт побери». А интересно, есть Чёрт в Корее и как его малюют?
От этих мыслей полегчало. Во фляжке оказалась китайская водка. Пить не стоит, а вот умыться и во рту прополоскать вполне сгодится. Только начал умываться Брехт, как со стороны ямы-могилы послышались голоса. Попаданец плеснул ещё пригоршню байцзю на физиономию и поспешил к корейцу.
Из ямы вылезли два человека, оба с колотыми ранами. У одного распорота правая рука на предплечье, а второму досталось больше, у него пропорот живот и бедняга стягивал окровавленными ладонями эту рану. Ну, если это и есть русский разведчик, то они опоздали. Кто ему тут будет кишки зашивать?
— Кто русский? — спросил Пак на языке родных берёз.
Оба раненых что-то заговорили на китайском. Потом, тот, что был ранен в руку, показал здоровой рукой на яму.
— Shuí? — о, это Иван Яковлевич тоже успел выучить. «Кто?» По-китайски.
— Этот? — Дже? — Бич ткнул в молодого паренька лежащего сверху. Весь в крови.
— Бу яо! (Не надо!) — завопили оба, но поздно. Пак вытащил из-за пояса ТТ и выстрелил обоим в голову.