- Ух, какой! – от восхищенного возгласа Светки Буняша вздрогнула. А ведь подружка просто пожирает незнакомца глазами!
Между тем официантка вернулась с двумя бокалами и шампанским.
- Господин Выгодский желает вас угостить.
- Это тот с обалденной внешностью? – Светка мотнула головой в сторону «Грея»
Буняша просто завороженно молчала. Она не могла оторваться от бездны его взгляда.
- Да, - официантка фальшиво заулыбалась, ставя на стол шампанское и бокалы.
- Скажите этому господину, что мы рады его подарку, - Светка сказала это быстро, быстро.
Официантка подошла к «Грею», нагнулась и зашептала на ухо. Буняша почувствовала, что краснеет. Светка заерзала, незаметно достала зеркальце и посмотрела в него. В овальном отражении под столом – круглое взволнованное девичье лицо мелькнуло и пропало.
Он встал и подошел. Протянул руку Буняше, та растерялась, но подала свою в ответ, немного привстав.
- Владимир Иванович Выгодский, - он поцеловал Буняше руку, - строительная фирма «Гарант», директор.
***
События, последовавшие за этим, остались в памяти Буняши фрагментарно. Владимир Выгодский довольно деликатно отшил Светку. Опять явилась та самая Изольда и просто проводила подругу из ресторана. Хотя появлялись и другие мужчины и знакомились с девушками, но видимо, хозяйка всерьез не рассматривала Светку как претендентку на внимание влиятельных особ.
Что-то говорил «Грей». Что-то рассказывала Буняша. Все, все поглотило алое марево. Запомнилась только песня, под которую они покидали «Мефистофель»: «Может на крови вырастет тот дом, чистый для любви…»
***
Алые паруса расправлялись, их наполнял ветер – именно так ощущала мир Буняша в объятиях Володеньки Выгодского. Ничего, что он на шестнадцать лет старше. Ничего, что пытается все в её жизни контролировать, начиная от еды и одежды и заканчивая увлечениями. Пусть контролирует, пусть! Ведь до этого шмотки были доступны только в дешевых магазинах, дешевые, пошитые в Китае, пахнущие плесенью и пылью. Буняшу всегда поражало, что новые вещи так неприятно пахнут. Да и сами магазины «для народа» провоняли дешевизной, второсортностью. Как и люди, там покупающие. А теперь распахнулись элитные стеклянные двери, впустили в мир манекенов и духов. И в этом мире Буняша преобразилась. Приобрела доселе невиданный лоск выставочной кошки.
- Не порядочно! Не по-людски это! – срываясь в крик, пыталась достучаться до внучки бабушка.
- А по-людски выйти за алкаша и всю жизнь от зарплаты его в заначки прятать?! Да?!
- Чем расплачиваться то за благодеяния будешь, дуреха?
Как в воду тогда глядела.
- Честью девичьей ты уже заплатила, знаю! - не унималась баба Маша.
- Бабушка, времена сейчас другие!
- Времена всегда единые! Болтать разное можно. О нравах, временах. А честь девичья она и сейчас честь, и сто лет назад, и через двести не изменится! Остальное пустое, от лукавого! Что ж замуж твоя любовь тебя не зовет?! Нравы современные не позволяют?
- Не знаю, бабушка чего. Мож приглядывается?
- А то! Во дуреха, истинный крест! – и баба Маша начинала неистово, отчаянно креститься. – Дочь потеряла, тебя не упущу!
Однако упустила. Не уберегла. Да и как тут уберечь, если мечты, да иллюзии разум затмили. Минуты сливались в часы, часы в дни, дни в недели, недели в месяцы. Буняша счастлива была до беспамятства. Махнула рукой и на бабушку, и на посёлок. Перебралась жить к Выгодскому в Воронеж. Очумела, одурела от шальной разухабистой жизни. Учебу почти забросила. Иногда появлялась на лекциях, да зачеты сдавала. Жизнь словно в том мареве из «Мефистофеля». Ночи в страсти, да вине. Через день вечеринки – обошла, наверное, все ночные клубы. Сменялись лица, тела в дорогих нарядах.
***
Сказка разбилась внезапно, будто сброшенная с комода старинная хрустальная ваза.
- Я уезжаю. Надолго. За границу. Дела, - сказал Выгодский отрывисто, непривычно холодным тоном.
- Ты же вернешься? – тон Буняше не понравился.
- Вернусь, но не к тебе.
- Как так?
- Да вот так!
Разбился мир стеклянных дверей, духов, манекенов.
- Ты не подходишь мне. Мои друзья говорят…
Простушка, лохушка, добавила про себя Буняша.
Возвращалась к бабушке, а в голове крутилась песня, та самая из «Мефистофеля»: «Я раненое сердце на рваной душе».
***
Недели через две после расставания привиделся Буняше сон. Испугал ее сильно, не к добру почудился.